Москва. Кремль. 1940 год. 1 мая. Ранее утро. Кабинет товарища
Сталина. В раскрытые окна с Красной площади приглушенно доносятся
звуки подготовки к Первомайскому параду. Обрывки музыки, шум
голосов...
У окна товарищ Сталин набивает трубку. У самых дверей кабинета
молодой человек в армейской гимнастерке без знаков различия - по
виду вылитый левантинец. Смугл, остроскул, свежевыбрит. Между
молодым человеком и вождем - товарищ Берия. Ссутулившись протирает
замшевой тряпочкой стеклышки пенсне. Вот-вот протрет до дыр.
- Поезжайте в Мексику, товарищ Рамон, - Сталин выпускает первый
клубок дыма из наконец-то раскуренной трубки: сизые колечки одно за
другим выплывают в приоткрытое окно, - повидайте там нашего Льва
Давидовича. Старику, должно быть, уже непросто взбираться на
индейские пирамиды... Передайте ему мой подарок... Что там ему
передать, напомни, Лаврентий?
- Карабин... Иосиф Виссарионович, - Берия полюбовался на
протертые до блеска пенсне и пустил ими солнечного зайчика прямо на
город Мехико на большой настенной карте мира.
- Нет, Лаврентий, не карабин... Кого ему там в Мексике стрелять?
Обезьян что-ли?
- Альпеншток, товарищ Сталин, - поправился Берия, решивший не
спорить с вождем.
- Боюсь Льву Давидовичу никакая альпийская палка уже не поможет,
- Сталин ухмыльнулся в пожелтевшие прокуренные усы.
- Тогда ледоруб, - что предложить еще из альпинистского
снаряжения в подарок товарищу Троцкому Берия уже не знал.
- Ледоруб? Пусть будет ледоруб... - Сталин повернулся к молодому
левантийцу у дверей, - Отвезите ему ледоруб, Рамон...
