Одна плоть

«Оставит человек отца своего и мать свою и прилепится к родственной душе своей; и будут двое одна плоть»

Быт. 2:24

К концу полового созревания на запястье Онораты проступили кривоватые, с сильным наклоном вправо, незнакомые буквы. Пожилой профессор, друг семьи, сказал, что это росинская азбука, и предложил найти учителя, чтобы выучить язык. Онората отказалась категорически – время для учёбы пришлось бы отнимать от танцев, а жертвовать танцами, пусть и ради любви, она была не готова.

Среди её друзей только у двоих на руках были имена не на языке Иберии, все остальные уже нашли свои половинки или хотя бы обменялись с ними адресами и теперь переписывались. Марианела забросила танцы и учила науа, всерьёз планируя уехать в Новый Свет, Ремихио, наоборот, демонстративно бросил изучать альбионский – он отчаянно бунтовал против предопределённости и теперь всерьёз планировал уплыть исследовать Южный Океан, чтобы уж точно никогда не встретиться с навязанной мирозданием любовью. Онората считала глупыми оба варианта: уж если кто-то предназначен тебе судьбой, то ты его в любом случае встретишь, когда придёт время. А пока не встретила – нечего и беспокоиться.

По правде говоря, ей в то время и так было о чём беспокоиться – близились экзамены, и ей предстояло танцевать перед высочайшей комиссией. А там, быть может, ей предложат место в известной труппе. Нет, не «может быть», точно предложат! Только бы не напортачить, перенервничав.

Перед самыми экзаменами на запястье у Ермила проступили округлые мелкие значки. Он так и не узнал, что это за язык, но всё равно порой проводил по ним пальцами, на удачу. Язык не узнал никто из его друзей и даже знакомых отца, но Ермил надеялся, что в медуниверситете, куда он поступал, найдётся кто-то, кто узнает. Тогда он сможет хотя бы немного пообщаться со своей родственной душой. Интересно, кто это будет? Ему почему-то очень хотелось, чтобы это была девушка. Симпатичная девушка из какой-нибудь далёкой экзотической страны. Им вряд ли суждено встретиться в ближайшие годы, но, может быть, удастся хотя бы переписываться. А потом он закончит университет, заработает денег и приедет к ней в гости.

Ермил, как и большинство его однокурсников, занимался по сокращённой программе. Раньше врачами могли становиться лишь те, кто терял родственную душу, но с ростом населения медиков требовалось всё больше, да и те, кто остался один, отнюдь не всегда желали тратить время на изучение медицины. Доступный для всех раздел был неполным, но для борьбы с обычными болезнями его хватало. У отца в библиотеке отдельно хранилось несколько томов запретных знаний, Ермил заглядывал в них из любопытства: «Ампутации», «Патологии в родах», «Хирургия»… Отец рано потерял маму и мог делать то, на что имеющий пару врач никогда бы не пошёл. Она умерла вторыми родами, отец тогда ещё не был врачом, а единственный в городе хирург, способный сделать цесарево сечение, как раз оказался в отъезде.