Вовка сидел почти у самого края. Он пробрался туда по коньку крыши. На скат вставать было опасно, потому что ночью прошел дождь, и крыша была скользкая. Вот он и уселся на краю конька. Отсюда хорошо был виден двор интерната, набережная Оки, пристань. А во дворе интерната творилось нечто. Вон Гоблин – бегает, машет руками, что-то кричит. Вовка не слушает – неинтересно. Ну что может кричать Геннадий Олегович? Всякие ругательства, угрозы? Вовка это уже слышал – каждый день слышит. Хотя… Вовка прислушался. Странно, это не ругательства. Гоблин умоляет его слезть с крыши? Нет, не требует, не просит даже, а именно умоляет. И испуганный он почему-то. Даже отсюда, с крыши четырехэтажного здания интерната видно, какой он испуганный.
Вовка стал с интересом наблюдать за происходящим во дворе. Внизу стояли и бегали с места на место учителя, директор, завуч. Собрались там и воспитанники интерната. Они собрались на линейку, на которой Вовка должен был «сознаться» в том, чего он не делал. Все кто был внизу, с ужасом смотрели наверх, на крышу, точнее на Вовку. Это было странно, было непонятно, – что их напугало?
Вспомнилась мама. Вовка всегда ее вспоминал, когда ему было трудно. А трудно было часто, из-за Гоблина. Бывает, нанесешь кому обиду – специально, нечаянно ли – а потом места себе не находишь, хочется все исправить, извиниться хотя бы, а... нельзя. Нельзя, потому что уехал тот человек так далеко, что и не найти. Вот и Вовка не мог теперь извиниться перед мамой за все нанесенные ей обиды. Ушла мама в такие края, из которых не возвращаются. Умерла она полгода назад – его, Вовкина, мама. Нет у него теперь никого. Остался он совсем один, а теперь еще и это… Он этого не делал. Он и не смог бы такого сделать – никогда. Гоблин наверняка это знал, но он Вовку ненавидел, потому и воспользовался случаем.
В чердачную дверь чем-то колотили – пытались выбить. Напрасно, с дверью они не справятся: дверь железная и без сварщика ее не откроют. Вовка надежно запер эту дверь ломом. Он просунул лом в крепкие, намертво приваренные замочные петли. В общем, есть время, чтобы побыть одному, подумать, подготовиться к тому, как вести себя дальше.
«Может сознаться? Все равно ведь не отстанут», – пришла вдруг мысль. Но эта мысль пришла только на миг. И правда, сознаться можно в том, что сделал, а так, это не сознаться, а наговорить на себя.