Алексей Александрович Ерохин был личностью знаменательной. Также личностями с большой буквы были его отец, дед и прадед. То есть у них это было фамильное. Всю свою жизнь они, начиная еще со временем царской России, посвящали науке, а именно математике. А их жены посвящали свою жизнь мужьям, почетно занимая вторые роли. Детей в сем научном роду никто не спрашивал, кем они видят себя в дальнейшем, чем хотят заниматься. В семье царила ее величество математика, и можно было посвятить себя только ей – или сгинуть в никуда. Например, Алексей Александрович не только являлся известным ученым, но еще и руководил кафедрой прикладной математики в одном из самых престижных вузов столицы, то есть подготавливал будущее науки.
Жена его Клавдия Васильевна, что называется, содержала дом и успевала все. Конечно, она готовила пищу, причем с полной самоотдачей. Каждый день в рационе семьи Ерохиных было первое, второе (обязательно с мясом или рыбой) и компот. Трехкомнатная квартира блистала чистотой, и все здесь находилось в идеальном порядке. Антиквариат, коего имелось очень много, протирался от пыли, столовое серебро полировалось, а хрустальная люстра, особая гордость, разбиралась и мылась раз в три месяца, чтобы и дальше блестеть и привлекать восторженные взгляды гостей. А к праздникам люстра, купленная главой семьи в Чехии во время туристической поездки от коммунистической партии Советского Союза на гонорар от Академии наук, мылась в обязательном порядке.
Младший сын Ерохиных Витольд часто вспоминал картинку из своего детства. Он заходит в просторную кухню-столовую, где на большом круглом столе, стоящем по центру, домработница семьи, молодая и веселая дивчина Вероника, моет в огромном тазу разобранную люстру – хрусталик за хрусталиком, подвесочку за подвесочкой. Пенный раствор блестит радужными пузырями, которые периодически отрываются от общей массы и красиво улетают в пространство, в раскрытое окно. А некоторые лопаются, и их брызги щекочут нос. Сами хрустальные детальки лежат везде – на полу, на полках кухонных шкафов, на подоконниках. Некоторые из них уже вымыты, другие еще нет, но все они переливаются, словно сказочные медузы, выловленные из фантастического моря. Солнечные лучи многократно отражаются в хрустальных подвесках и скачут солнечными зайчиками по стенам и потолку кухни, создавая ощущение еще большей нереальности происходящего. Столовая уже не была просто комнатой, где люди принимают пищу, превращалась в волшебную, радужную шкатулку. Витольд всегда появлялся в разгар захватывающего действа, садился на табуретку и мог наблюдать за ним часами.
