Вечерело. Солнце лениво заваливалось за потемневшие воды Кубани. На хуторе Романовском пастух прогнал стадо, уже улеглась пыль, поднятая сотнями копыт, затихло ленивое мычанье коров и призывные окрики хозяек, зазывающих домой своих кормилиц. Отзвенели веселые молочные струйки по подойникам. Печально вздыхая в хлевах, сладко пахнущих свежим сеном и парным молоком, коровы грузно оседая, устраивались на ночной отдых.
Кое-где в домах уже теплился слабый свет трехлинеек. Семья Барабашевых, как и остальные хуторяне, собирались вечерять. Анна накрывала на стол, когда на крыльце послышался стук оббиваемых от пыли сапог. Анна выглянула в окно, не узнавая походки мужа.
– Ох, батюшки-светы, гостюшка к нам! Нюся, поди сбегай за отцом. Он на берегу, лодку смолит.
– Здравствуйте, дядька Никола! Проходьте, проходьте в дом, я за тятей побежала.
Николай долго смотрел вслед племяннице, улыбаясь и удивленно качая головой.
– Анют, выйди-ка, слей мне!
– Опять, что ли на паровозе приехал? – вышла на крыльцо с кувшином Анна.
– А то на чем же еще? Да неужто, на телеге трястись целый день, когда такая чудо-машина есть?
