Признаюсь, что у меня и в мыслях не было браться за столь деликатную и совсем незнакомую для меня тему – единоборство снайперов в реальных боевых условиях. Мало я с этим сталкивался в жизни, хотя и долго служил в специальных службах.
Но вот однажды попал я под воздействие великого владыки всех интриг – Его Величества Случая.
После окончания военной службы офицеру, как это и положено, надлежит проходить полное медицинское обследование, чтобы затем перейти в новое пенсионное ветеранское качество в добром здравии и в хорошей физической кондиции.
Пришлось по такому поводу коротать время – целый месяц – в госпитале, в котором, в силу его специфики, находились на излечении только сотрудники и ветераны органов государственной безопасности.
Через пару-тройку дней стало мне скучновато. С утра еще куда ни шло: всякие процедуры, измерения, беседы с врачами. А потом предоставлен сам себе и остаток дня, и весь вечер, и всю ночь…
В силу того, что увольнялся я с генеральской должности, определили меня в отдельную палату, в которой мне, человеку общительному, было попросту одиноко. Не с кем словом обмолвиться, обсудить события, поговорить о жизни…
И я попросил руководство подселить ко мне какого-нибудь хорошего человека, благо размеры палаты это позволяли. Через малое время просьба моя была удовлетворена. Ко мне в палату пришел и устроился на соседней кровати некий подполковник.
Что о нем можно сказать? Был он для меня, на первый взгляд, совсем не подарок – излишне строгий какой-то, малоразговорчив, этакий бирючок. В госпитале находился с тяжелым ранением – левая рука его, размещенная в полевой медицинской оттяжке, висела, как плеть. По ночам он постанывал, а днем после врачей сидел мрачный, читал какие-то журналы, книжки, был все время хмур и сосредоточен, будто одолевали его какие-то далекие от меня размышления.
На мои попытки посудачить о том о сем подполковник не реагировал, только мрачновато и пристально на меня поглядывал, будто изучал и приглядывался.
Меня это смущало. Обстановка в палате становилась еще более удручающей.
Да простят меня врачи, тогда наблюдавшие за моим состоянием, но я вынужден был в той обстановке пойти на непозволительное нарушение госпитального режима, очень не украшавшего моральный облик меня как добропорядочного пациента. Я совершил самовольную отлучку в город и принес оттуда в палату парочку бутылок хорошего армянского коньяка и какую-то фруктовую закуску. И в первый же вечер соблазнил подполковника, угостив его запретным в госпитале алкогольным напитком.
