Покой.
Тропой средь колыбелей,
зарытых у корней высоких сосен, елей, струится смерть
и тихо песнь поёт о встрече с ней, которая всех ждёт.
Струится смерть
сквозь мёртвые кресты,
сквозь погребальные холсты.
сквозь панихиду без имён под горький монотонный звон.
Отрадны ей
замёрзшая листва,
и тихий плач земного существа,
и одинокий чей-то человек,
и на губах его покой остывших век.
Господи, помилуй, блудное дитя.
Потерял я душу, расточил, шутя.
Твоего труда не берёг плодов.
За друзей, подруг почитал воров.
Ниш и наг, один, посреди дорог,
Я теперь стою, весь в грязи, продрог.
Те, на тротуарах, радуются зло.
Ведь они другие, им-то повезло.
Их бесчестье, Боже, смилуйся, прости.
Помоги себя мне в себе спасти.
И в застывших лицах видеть образ твой,
Осквернённый страхом, злобой, суетой.
Пусть они смеются над моей бедой.
Улыбнусь в ответ им, и пойду домой.
День гнева бурей, ураганом ворвётся в мир и содрогнётся смерть; ложь обратится в прах, самообмана дворцы падут на праведную твердь.
Сползут с лиц маски, треск сердец окаменевших заглушит вой, когда увидит лжец всю правду о себе и ужаснётся, тому, что сделал он с собой.
Взойдёт над миром Солнце правды, блаженство честных освятить. Грядёт Сын Человеческий во славе тебя, меня и каждого судить.
Ты мне не веришь, вижу тень сомненья, и даже снисходительности тень. Не верь, но знай, без промедленья, наступит гнева праведного день.
Трубы удивительный глас стрелой пролетел меж столами, и весь этот мир, этот джаз, завис над больными полами.
Он время собою пронзил, заставив молчать суету, и замерли вилки, ножи, кусочек свинины во рту. И свет электрический ламп вдруг сделался тусклым, и дым чужих сигарет растаял пунктиром седым.
Конец ознакомительного фрагмента.
