Пособие по полировке дяньтяня.

«Моя реальность стала тут меня угнетать.
Мне нужен мир в котором можно что-то менять»

Пламенев «Герой с тысячью лиц»

Голова болела и кружилась, а в теле чувствовалась слабость. Очень сильно хотелось пить и смыть неприятное послевкусие во рту. Да и все тело чувствовалась грязным, будто я лежал в пустыне и был весь в песке, да еще и потным. В общем и целом, состояние было не ахти. Создавалось ощущение что я пробежал марафон, к которому вообще не готовился. Еще солнце в глаза светит, спать мешает. А ведь так хочется еще поспать в мягкой кровати. Правда она ощущалась куда как жестче обычного.

С трудом разлепил веки, чертово солнце все также било в глаза заставляя те чуть ли не слезиться. Я приподнялся на локтях и оглядел комнату. В первые мгновения заторможенный мозг еще не осознавал, а что собственно не так. Но стоило только всем логам прогрузиться, как я сразу впал в ступор.

Это как? Где я? Что за деревянная комната в древнекитайском стиле? Где моя засранная однушка? Потрясенно оглядываясь, я изумлялся все больше и больше. Я лежал на полу, а не на кровати, на забитом соломой матрасе. Вокруг меня лежало еще три таких матраса, правда застеленных, и судя по тонкому слою пыли, не используемых, по крайней мере в последнее время. Из окна, откуда выглядывало местное светило, открывался вид на какую-то лужайку с деревцем посередине. А на подоконнике стояли благовония, из-за которых в комнате чувствовался запах лечебных трав. Рядом с моим тонким матрасом лежали пилюли, мази и настои.

― Все страньше и страньше…. ― Тихо и с трудом произнёс я, цитируя одну девочку. И тут же понял, что голос не мой. Он был писклявым. Страшная догадка накрыла с головой. Взглянув на руки, увидел не свои родные, а детские и бледные. Осмотр тела подтвердил. Оно не мое, а какого-то тщедушного ребенка. С осознанием этого и всплыли мои не мои воспоминания. Не мои они были, потому что я точно не был сиротой из приюта в некоем городе Светозар. И я точно в своей жизни не знал и не встречал никакую добрую тётушку Зан, которая присматривала за ребятнёй, от пяти до четырнадцати лет. Но в то же время память была моей. В том смысле, что ощущалась она как своя, не было никакого отторжения или чего-то подобного. Я будто вспомнил свой сон или что-то подобное. То есть единственное, что меня тревожило, это то что два набора воспоминаний противоречили друг другу, но я никак не мог определить, чья была родней. В первом я был студентом-второкурсником, что учился на врача, а во втором – мальчиком Пингом, у которого при рождении умерла мать, а отец позднее умер на службе.