Утро начинается с телефонного звонка моего неугомонного родителя. — Пааап, ну чего так рано? — сонно бормочу, стараясь спрятаться от яркого утреннего солнышка. — Мы спим еще.— Позволь спросить, моя самостоятельная дочь, с кем спишь? — его тон что-то совершенно мне не нравится, и напряжение сковывает мышцы.— С Наташкой. Скоро уже лафа закончится, отправимся на учебу. Вот и спим как сурки, — понимаю, что мой лепет никого не впечатляет, но продолжаю разыгрывать невинную овечку.— А у Наташки есть сестра-близнец? — после короткой паузы спрашивает папа.— Нет, — понимаю, что запахло жареным.— Да вот и я знаю, что нет, — спокойствие отца напрягает все сильнее. — Так где ты, доченька, столько времени пропадаешь?Молчу, не зная, что ответить. А в коридоре раздается настойчивый звонок, и меня накрывает паника. Слышу звук открывающейся двери ванной комнаты и шлепающие шаги Гарика.— Гарик, не открывай! — бросаю телефон и срываюсь с кровати. — Не открывай!Но на полпути меня останавливает щелчок, входного замка. Квартира заполняется топотом ног. Гулкие удары раздаются из коридора, и я застываю не в силах пошевелиться.В зал с заломленными руками вводят Гарика, у которого рассечена бровь, а под глазом наливается синевой огромная гематома. За всей этой процессией невозмутимо шествует мой папенька. Его взгляд падает на мои пожелтевшие синяки, украшающие лицо, и глаза наливаются кровью.— Это он?! — ревет, как раненый зверь, отец. — Что он с тобой сделал?!И тут с меня слетает оцепенение, и я бросаюсь к Гарику. Из-под повязки на раненой руке проступает кровь, глаз, уже практически заплыл, из разбитых губ на светлый паркет капает кровь.— Отпустите его сейчас же!!! — ору я, набрасываясь на людей в масках. — Он ничего не сделал! Он защищал меня! Папа, пусть его отпустят!Продолжаю колотить по груди одного из мучителей Гарика, но словно бью по камню, только причиняя себе боль. Отец подходит ко мне и оттаскивает от представителей правопорядка.— Уведите его! — рявкает отец, после чего обращается ко мне. — Одевайся, едем домой!— Я никуда не поеду, пока ты не отпустишь Гарика! — наращиваю децибелы, пытаясь докричаться до своего родителя. — Отпусти его!— Да уведите его наконец! — бросает отец через плечо. — И оденьте на него что-нибудь. На улице мороз.Гарика уводят, накинув на плечи дубленку и разрешая надеть кроссовки на босу ногу. Я пытаюсь вырваться из цепких рук отца, но он крепко продолжает меня держать, постепенно оттесняя к спальне.— Ланочка, поехали домой, — как маленькую начинает уговаривать меня папа. — Ты посмотри, что он с тобой сделал. Тебе бы в больницу, побои снять. Но мы поедем домой. Там ты успокоишься.Папа гладит меня по волосам, прижимая к себе. Апатия захватывает в свой безразличный плен, отец одевает меня как тряпичную куклу и выводит на улицу.Морозный воздух врывается в легкие, и я выныриваю из вязкого безразличия.— Папа, что ты собираешься с ним сделать?— Будет следствие. На нем много грехов, но как-то не удавалось его прищучить. А вот теперь похищение, изнасилование. Сядет Счастливчик Гарик и надолго.— Послушай меня, отец, если только он сядет, я уйду из дома, и ты меня больше не увидишь и не услышишь, — резко говорю, направляясь к машине, открываю дверь и поворачиваюсь, к спешащему за мной папе. — Я люблю его — раз, он спас меня — два, и меня никто не насиловал — три. Так что если не хочешь меня потерять, ты выпустишь его.Сажусь на заднее сиденье отцовской машины и поворачиваюсь в сторону окна, не желая больше разговаривать.Папа медленно выруливает из двора и направляет машину в сторону дома.— Лана, ты знаешь, как я тебя люблю и волнуюсь, — виновато говорит отец. — Только ты тоже должна меня понять. Я прокурор, и всегда под пристальным вниманием и общественности, и начальства. И твоя связь с преступным элементом, коим является Игорь Лучников, не добавит мне авторитета.— Уууу, что тебя беспокоит, — насмешливо говорю я. — Ав-то-ри-тет. Ты свой авторитет готов променять на дочь?— Не утрируй. Зачем он тебе нужен? За тобой в институте, сколько парней увивается, а ты связалась с братком каким-то.— Твои слащавые мажорчики не за мной, как ты говоришь, увиваются, а за прокурорской крышей.— А твоему Гарику моя крыша, думаешь, не нужна? Она ему нужна как никому, — огрызается отец, заруливая во двор нашего дома.Я выскакиваю, как только автомобиль останавливается возле крыльца, и направляюсь в дом.— Лана, я еще не закончил разговор! — вдогонку несется отцовский окрик.— А я закончила. Разговаривать буду, только когда Гарик выйдет из твоих застенков. И запомни, если ты, все-таки, решишь довести дело до суда, я тебя там опозорю. И вот тогда твоему авторитету, действительно, придет капец.Захожу в дом и громко хлопаю дверью. Сбрасываю пуховик, прохожу через большой холл, направляюсь в свою комнату и закрываю дверь на щеколду, чтобы отец не смог зайти. Есть еще одно дело. Очень хочется поговорить с “лучшей” подругой, злость на которую накатывает волна за волной. Хватаю телефон, который только что положила на стол, и трясущимися руками набираю номер.— Привет, подруга, — стараюсь говорить спокойно, но понимаю, что долго сдерживаться просто не в силах.— Привет, — робко отвечает Наташка. — Лан, я не хотела тебя сдавать, но твой папа умеет спрашивать.— Он тебя пытал? Иголки под ногти вгонял? Каленым железом жег? Какую из египетских казней он к тебе применил, что ты выложила все как на духу?— Да я сама не поняла, как это произошло. Мы разговаривали ни о чем, но он как-то вывел меня на разговор о тебе, и я все рассказала. Прости-и-и!!!— Бог простит, — сухо отвечаю я. — Ты хоть бы позвонила.— Я боялась, что ты орать будешь.— Лучше бы наорала, а теперь даже разговаривать с тобой не хочу, не то что орать.— Ланочка, ну прости, — но я уже не слушаю и нажимаю кнопку отбоя.Нет у меня больше подруги.
