Олег Рой – неординарный человек, наделенный множеством талантов в самых разных областях. Он не только популярный писатель, пишущий для всей семьи – от детских сказок до серьезных психологических романов, – но еще продюсер, основатель популярной мультстудии, общественный деятель. Он сочиняет стихи и музыку, сам работает с художниками и мультипликаторами и ежедневно успевает столько, сколько другой не успел бы за целый год.
* * *
Человеческая память играет с нами в странные игры. Она высвечивает то плохое, то хорошее. Кажется, вот только что было золотое, полное солнечного света детство. Или счастливое, как предутренняя розовая дымка, студенчество. То время кажется тебе идеальным, забываешь, как в восьмом классе жизнь казалась оконченной из-за вышедшей по физике в четверти тройки, которую никак нельзя было нести родителям, и ты даже в отчаянии хотел сбежать из дома. Или как жил на стипендию, вечно голодный, не выспавшийся и злой. Все тонет в волнах памяти, как в солнечном летнем мареве теряются детали пейзажа; и нет-нет да выныривает из потаенных глубин легкая улыбка девушки, которую целовал в семнадцать, или мамина теплая рука; и все кажется добрым, чудным, светлым, но слегка размытым, как на старой фотопленке.
И лишь по-настоящему важные вещи остаются запечатанными в памяти четко и точно. Первый толчок в животе у жены, и ее лицо озаряется радостью, она прижимает мою руку к своему животу, а я жду, жду, что сын ответит на прикосновение. «Сын, это я, это папа». Он отвечает. Еще толчок. И я понимаю, что моя жизнь навсегда изменилась, потому что есть он. Сын.
Я помню его плач, похожий на жалобное мяуканье: это крошечное существо только несколько дней назад появилось на свет, и все непривычное – звуки, голоса, ощущения все резче, четче, нет тишины, темноты и постоянного тепла, в которых он провел девять месяцев у матери в животе. И сын плачет просто от того, что все другое. Я беру его крохотную руку со смешными розовыми пальчиками и снова шепчу: «Это я». Он затихает, погружается в сон, и личико у него становится таким серьезным и трогательным, что от нежности сжимается сердце.
А потом у него колики, и он засыпает только у меня на груди – усталый, измученный новым состоянием организма, который просто должен вырасти. Я поддерживаю маленькую голову – он помещается у меня на одной руке, весь! – и думаю о том, что когда-нибудь мой сын будет поддерживать меня, когда-нибудь мы поменяемся ролями. А сейчас у меня на груди это крохотное существо наконец спит, и нет ничего в этом мире важнее, все мироздание сосредоточилось здесь, в моих руках.
