Нанесенная костяной гончей рана оказалась
серьезнее и ночью отыгралась на мне полностью. После целительной
магии Видящей короткое время чувствовал себя сносно. Поел. Без
лишних подробностей рассказал товарищам, где заработал боевую
отметину. А потом началось. Всю ночь словно дикий зверь вгрызался
под лопатку. Меня жестоко знобило, периодически выступала обильная
испарина. Слабость и головокружение сильно мешали жить. В попытке
утолить дикую жажду выпил приготовленный Машей ковшик травяного
настоя. Какой там сон! Чтобы не орать, не скрипеть зубами на весь
дом, грыз свернутую жгутом тряпку.
Потом, все же набрался сил и по стеночке
вышел во двор, в относительную прохладу, где просидел остаток ночи,
проклиная весь род чертовых гончих до седьмого колена. Заливал в
пыхтевшую от натуги Регенерацию всю наличную ману до капли и
молился, чтобы не схлопотать осложнение. Концентрация помогала
держаться в сознании, хотя несколько раз чувства отключались на
считанные секунды. Грань между реальностью и бредом делалась
зыбкой. Перед глазами проходили разные сцены: спонтанная близость с
Дарьей между колонн древнего храма в мертвом городе, гибель лекарки
Коры, схватка с нежитью у оскверненного кладбища, галерея рисунков
Наблюдателя и образ мага на фоне чарующей мозаики.
А
еще мозг грызла навязчивая идея, вдруг, вопреки уверениям бывалых,
обращусь в зомби? Или сойду с ума после всего пережитого? Нет,
потерять ногу или руку тоже страшно, но в меньшей степени, чем
рассудок.
Перед рассветом зевающая Маша принесла мне
чашку кипяченой воды и осталась посидеть со мной. В итоге задремала
на здоровом плече. Постепенно стало легче жить. Свыкся с терзающей
меня болью, ситуация безвыходная — только терпеть.
Рано утром навестить своих пациентов пришел
доктор Сергей вместе с Айной, которая ему ассистировала во время
осмотра и процедур. Сегодня первый этаж общего дома слишком сильно
напоминал больничку — на обязательную тренировку вышла едва ли
половина населения. Остальные отлеживались или едва ползали, уже
отлежав себе все, что можно.
Доктор осмотрел мою рану, дал выпить
растворенных в воде капель снадобья, разложил принадлежности и
принялся накладывать швы. Разбуженная иглой и пальцами, «кусучая,
пекучая, никем не победимая» пробилась сквозь действие
обезболивающего настоя. Оставалось только стиснуть зубы и вытирать
льющиеся слезы.
