— Мира, а
дальше что?
Игнат сидел
перед ней. Смотрел внимательно. Остро
и жёстко. Мирослава с трудом сдерживалась,
чтобы не вскочить и не сбежать. Но стоило
Игнату сделать глоток виски, как он
немного расслабился. Черты лица
смягчились, и Мирослава заметила, каким
на самом деле уставшим он выглядел. Даже
разбитым. Игнат потерял контроль, и это
его обескуражило. Пусть на мгновение,
но от Мирославы не укрылось. И это было
совершенно на него не похоже. Игнат
просчитывал каждый свой шаг. В их
совместной жизни тоже — за восемь лет
они ни разу не сошли с намеченного им
пути.
Мирослава
просто жила, зная, что за ним она как за
каменной стеной, которую ничем не
разрушить.
— Что ты
хочешь от меня услышать, Игнат?
— Какой у
тебя план? Он вообще есть? Ты ведь не
особо сильна в планировании.
Может, Игнат
и хотел бы её задеть, только эти слова
не прозвучали обидно, потому что были
правдой. С первого дня их знакомства он
вёл, она следовала за ним. Потому и сейчас
сил хватило только на то, чтобы решиться
уйти от него. Избавиться от ревности и
его измен. Его запаха после секса не с
ней, его довольного лица, когда он смотрел
в телефон, его дорогих подарков, купленных
не для неё.
Мирослава
всё знала. И копила в себе решимость,
чтобы изменить свою жизнь прежде, чем
пройдёт много лет. И так плакала целый
год. Разве этого недостаточно? Разве
она не заслужила лучшей судьбы для себя
и Василисы?
— Что будет
с дочерью? — Игнат словно прочитал её
мысли.
Хотя почему
«словно»? Он отлично считывал её эмоции.
Да и догадаться, что надавить на неё
можно через дочь, — несложно. Но хватит!
Мирослава дала себе клятву, что в этот
раз, в первую очередь, будет думать о
себе.
— Она останется
со мной.
Отцовская
любовь Игната ограничивалась редкими
вечерами, проведёнными с Василисой,
праздниками и подарками. И не то что он
бы он не справился с воспитанием дочери,
нет, Игнат мог всё, только ему это не
нужно. Гораздо приятнее было проводить
время с любовницей. Той, которая моложе,
красивее, ярче и веселее жены.
Мирослава
прикусила пересохшие губы, осознавая,
что когда-то и она была такой. Много лет
назад. Очень много лет назад. Как будто
между нею той и ею сейчас разница не в
восемь лет, а во все двадцать.
Решиться на
то, чтобы уйти, было страшно. И она до
сих пор находилась на грани того, чтобы
передумать. Зачем она всё это задумала?
Зачем поставила под удар всю свою жизнь
и, главное, жизнь дочери?
