Слегка за тридцать: Бывшие. Право на счастье

— Дыши, богиня, дыши. Вдох — убиваю, выдох — улыбаюсь. Повторяй за мной.
Голос Филиппа, обычно похожий на шелест шёлка, сейчас был твёрдым и острым, как осколок стекла. Он стоял за моей спиной, и его руки, на удивление сильные, лежали на моих плечах, не давая им дрожать. В огромном, обрамлённом слепящими лампочками зеркале я видела не себя, а какое-то чужое, незнакомое существо. Женщину с безупречной огненной причёской, с кожей цвета слоновой кости, с глазами, подведёнными так искусно, что они казались двумя тёмными, бездонными омутами. На губах — кроваво-красная помада, как обещание и угроза. Изумрудное платье от Zuhair Murad облегало тело, как вторая кожа, холодное, тяжёлое, похожее на чешую дракона. Я была произведением искусства. Совершенным оружием, которое вот-вот выстрелит. И от этого осознания меня тошнило от страха.
— Я не могу, Фил, — прошептала я, глядя на наше двойное отражение. — Я выйду туда, увижу его… его самодовольную рожу… и просто закричу. Всё испорчу.
— Не закричишь, — уверенно парировал он, в последний раз поправляя выбившийся локон. — Потому что ты не просто Алиса Ланская, бывшая модель и брошенная жена. Ты — Немезида. Ты — карающий меч правосудия в платье от кутюр. Ты выйдешь и сыграешь лучшую роль в своей жизни. Роль раскаявшейся овцы, которая приползла обратно в стойло. И пока этот старый козёл будет упиваться своим триумфом, ты перережешь ему глотку. Метафорически, конечно. Хотя, признаться, я бы с удовольствием подал тебе настоящий нож.
Я закрыла глаза. Вдох — убиваю. Выдох — улыбаюсь. За тонкой стеной гримёрки гудел улей. Сотни голосов, звон бокалов, тихая, ненавязчивая музыка. Там, в этом сверкающем зале, собрался весь свет Москвы. Вся та публика, на глазах у которой Гена сначала вознёс меня на пьедестал, а потом с наслаждением втоптал в грязь. И сегодня они все станут свидетелями его падения. Или моего.