Я был чмом.
Да, вот так самокритично. Имею право!
Это сейчас я охрененен, а тогда, в школе, я был чмом. Настоящим, матерым чмищем.
Сидел на задней парте, ходил в черных кожаных штанах, в которых невыносимо прели причиндалы, и вечно хотелось их почесать. У меня были длинные немытые патлы на башке. Боже, почему я не мыл волосы? Ах да, ухоженная блестящая шевелюра не сочеталась с образом чма, а я к деталям всегда внимателен.
Я слушал музыку даже на уроках. Жевал жвачку, надувал и громко лопал пузыри, рисовал гадкие картинки, а о том, что такое спорт, даже не знал.
Я был толстым! Не прямо как боров неподъемный, а такой, знаете, увесистый баклажан, затянутый в кожаные портки. По жопе хлопнешь — волна до подбородка дойдет. Поэтому я не любил бегать. И прыгать.
Это уже потом, закончив школу и поступив в универ, я начал меняться, а тогда... тогда я считал себя бунтарем и культивировал свои недостатки, потому что они отражали мою тонкую душевную организацию.
И имя у меня такое как надо. Прямо в тему. Колоритное. Антон Северный. Просто идеальный вариант.
Северный замечательно гармонировало с Оленем — моей вечной кликухой, а к Антону вообще запросто рифму подобрать.
В общем, вы поняли. Я был чмом.
А она принцессой.
Маленькой такой, с голубыми глазками, как у новорожденного котенка, копной каштановых вьющихся волос.
Дина Кулакова.
И она меня ненавидела. Почему? Правильно, потому что я был классным чмом! И «классным» вовсе ее по причине собственного великолепия, а потому что хуже меня в первом «г» никого не было.
Именно там мы и познакомились. Она пришла в наш класс под Новый Год, и я, сраженный неземной красотой, решил поделиться с ней самым ценным. Жвачкой. К сожалению, нежёваной у меня не осталось, а слюнявый катышек должного впечатления не произвел. Поэтому любви между нами не случилось.
Всю начальную школу я тихо млел в ее присутствии, а она меня попросту не замечала. Потом пути наши разошлись. Она чистой воды гуманитарий — на литературу летела на крыльях любви и трепета, а я был физмат… ладно, вру, я был тупорезом, поэтому мы попали в разные классы.
Но у судьбы хорошее чувство юмора, поэтому она нас свела чуть позже — в восьмом. Как раз в тот самый период, когда я окончательно вжился в образ бунтующего баклажана, а у нее начала расти грудь.
