дверь в комнату распахнулась и на пороге появилась женщина средних лет. Невысокая, немного полноватая, она двигалась словно уточка. При этом губы её были плотно сжаты, а глаза излучали холодный блеск.
– Ну, где она? Я хочу посмотреть, кого выбрал мой мальчик.
– Вы, вы кто? – обе девушки застыли, с удивлением глядя на бесцеремонную женщину.
– Я? – недовольство и неодобрение выплёскивалось с каждым словом и с каждым оценивающим взглядом. – Я – мать Османа и та, кто…
– О, простите, – Мари первая пришла в себя. Улыбнулась и протянула женщине руку. – Вы госпожа анне, да? А я…
– Алла-Аллах! Я госпожа Зейнаб! Я {анне} для моих мальчиков, – всплеснув руками, она возвела глаза к небу, – она и этого не знает. {Анне} на турецком значит «мама».
– На турецком? – Мари свела брови на переносице, силясь понять, причём тут турецкий?
– Уф, Зейнаб, уф! – собирая с кровати раскиданные вещи, анне не переставала ворчать, проявляя своё недовольство, – причём тут турецкий, говорит, при том, что я родом из Турции. И моя девочка, моя дорогая Найрият, мир ей и покой, тоже родилась в Турции. И разве она была бы довольна выбором сына?
– Ты что-нибудь понимаешь? – Мари подвинулась к Гюлиз. – Нет, Джан, конечно, сказал мне о её приезде. Но я не думала, что это будет так.
Зейнаб еще с того момента, как Джан позвонил ей и пригласил во дворец, была предвзято настроена к Мари. И её бедный муж, Мансур, не знал, как успокоить ворчливую женщину.
{- Как это так, взять в жёны девушку без роду, без племени? Разве мы что-то знаем о ней? Из какой она семьи, кто её родители? Ай, Джан, ай… Столько лет не слушал свою анне, и вот на тебе. Разве этот выбор сделан разумом и сердцем? Нет, наверняка, эта одалиска своими чарами затуманила его голову. А ведь она будущая шейха.
– Зейнаб, дорогая, – Мансур качал головой и жалел, что не может отмахнуться от жены, как от зудящего над ухом комара, – не гневи Аллаха. Мальчик сказал тебе, что этот брак одобрил сам Верховный эмир. Я говорил с Джаном…
– Говорил, но он слушает эмира, а не тебя. А это ты, ты заменил ему отца, ты стал ему духовной опорой в те дни, когда нашего дорогого правителя и моей девочки не стало. Ай, Найрият, видела бы ты, что сейчас происходит. Нет, нельзя было уезжать из дворца, нельзя.
– Но это же ты захотела. Ты сказала, что наши дочери не должны расти в столице. Ты хотела оградить их от этой жизни. Но разве может бутон не расцвести? Так и невеста нашего мальчика. Ничего, что она молода, что её вера отличается от нашей. Вот увидишь, она полюбит и Джана, и наш эмират, и поймёт, что нет бога кроме Аллаха.
