ГЛАВА 1. Начало пути
«Дорогая Айрис, когда ты получишь это письмо, читать его для тебя будет так же мучительно, как мне мучительно писать эти строки. Но оставлять тебя в неведении о происходящем, значит, лгать, а я всегда считал, что человеку не следует прибегать к недостойным и жалким увёрткам.
Я готов нести ответственность, хотя признание даётся мне нелегко. Как нелегки будут и его последствия.
Айрис, я заслуживаю порицания, ибо я не верен тебе.
Вот уже несколько месяцев в моём доме (как и в моём сердце) живёт другая женщина. Возможно, в обществе, в котором мы вращаемся, её сочтут недостойной уважения, но так сложилось, что на краю света, куда забросила судьба, у меня нет человека ближе и роднее её.
Как бы молва не чернила, не пятнала мой новый союз, я верю в твоё сердце, мой ангел – сердце, преисполненное доброты и великодушия, а потому заклинаю чувствами, которые когда-то мы друг к другу питали, не присоединяться к толпе тех, кто поспешит бросить свой камень.
Недостойный грешник, я надеюсь на твоё прощение и понимание.
Пусть небольшим для себя, но оправданием, считаю тот факт, что в последние годы мы с тобой виделись не часто и едва ли сказали друг другу больше пары десятка слов.
Встречи, столь же редкие, сколь и горячие, не могли не отдалить нас друг от друга. Привыкнув жить порознь, мы вряд ли благополучно ужились бы с вами под одной крышей. Судьбе угодно было не благословить наш союз детьми, поэтому я с лёгким сердцем прошу даровать мне свободу.
Зная Ваш гордый, независимый нрав, почти не сомневаюсь в ответе – Вы удовлетворите мою просьбу.
С уважением
Искренне сожалеющий о том,
какую боль и разочарование вынужден причинить –
Оливер Гордон».
Сентябрьское солнце всё так же заливало мягкими лучами гостиную, как и полчаса назад, когда Айрис в торопливом оживлении взламывала сургучовою печать на письме, привезённом с Ранерлика.
За окном всё так же, как час назад, тянулись вверх пикообразные тёмные тополя да бежали кудрявые барашки белоснежных облаков.
Лишь Айрис Гордон не находила больше окрестные пейзажи великолепными, а жизнь – прекрасной.
– Сколько раз ты намерена перечитать этот жалкий клочок бумаги? Взглядом тебе его всё равно не испепелить. Так что, если хочешь сделать это, могу протянуть свечу?
Помахивая длинной, перевитой нарядными лентами, тростью, произнёс, молодой человек лет двадцати-двадцати трёх.
