© О. Адамова-Слиозберг, наследники, 1989, 2019
© А. Бондаренко, художественное оформление, макет, 2019
© ООО “Издательство АСТ”, 2019
Издательство CORPUS ®
* * *
Наум Коржавин
С человеческой точки зрения
Мемуары Ольги Львовны Адамовой-Слиозберг я читал одним из первых, по мере их написания. До появления Солженицына я вообще считал, что это лучшее из написанного о сталинских репрессиях и лагерях. Я и теперь не думаю, что это отношение было преувеличенным. Сейчас может показаться, что тогда – между смертью Сталина и XX съездом – не появлялось ничего на эту тему. Не появлялось только в печати. Москва была завалена рукописями мемуаров, рассказов, пьес о репрессиях, о годах сталинщины. Были среди них и интересные вещи. Но и на этом фоне мемуары Ольги Львовны для меня выделялись. И дело не в том, что она была моим старым другом по Караганде, где она жила в ссылке, а я – в некоторой полуссылке (не имел права жить в Москве и в культурных центрах). Дело в самом характере этих мемуаров. А может быть, и в самой судьбе Ольги Львовны.
В основном ходившие в самиздате мемуары начала 1950-х писались противниками Сталина или людьми, которых он, так сказать, обманул. Писались людьми, так или иначе вовлеченными в политическую жизнь.
Ольга Львовна никакого отношения к политической жизни не имела. Никакие нереализованные политические амбиции ее не волновали. Она была просто интеллигентной женщиной, матерью своих детей. Как и ее муж – доцент университета, – она была беспартийной.
Но когда ее привезли на Лубянку, неожиданно для нее оказалось, что она участник заговора, имеющего целью убить не кого-нибудь, а Лазаря Моисеевича Кагановича. Быть может, наверху шло распределение благ; возможно, Кагановичу в награду за верность такой заговор полагался как именинный пирог (должны же были за верными охотиться враги!). И ее как крупного деятеля осудили на восемь лет тюрьмы и отправили на Соловки.
После были и другие тюрьмы, и лагеря Колымы, повторный арест и ссылка в Караганду. И везде были люди, везде было страдание. На все она смотрела с человеческой точки зрения, глазами не политика, а просто человека. Впрочем, не просто человека, а человека определенной художественной культуры. Это и отразилось в ее мемуарах. Через них проходят совершенно разные люди, которых свела беда: коммунисты, беспартийные, уголовники, крестьяне, верующие и неверующие. И все для нее были прежде всего страдающими людьми. Во всех она видела человеческое – когда раздавленное, а когда и устоявшее. Такими они отражались в ее доброжелательных глазах, такими они и вступили на страницы ее мемуаров.
