Г-н Полевой сделался драматистом совершенно нечаянно. Если б в то время, когда издавал он свой «Московский телеграф», в котором с такою энергиею и таким одушевлением преследовал и уничтожал бездарность и посредственность, если б, говорим мы, в то время кто-нибудь сказал ему, что некогда он будет писать «драматические представления», – то, думаем, такое предсказание почел бы он за обыкновенную выходку оскорбленной и самолюбивой посредственности, которая не хочет, да если б и хотела, – не может верить в других продолжительности и неизменности возвышенных убеждений. Другими словами: он принял бы этих предсказателей за тех людей, которые, с лукавою усмешкою, всегда говорят пылкому юноше, презирающему пошлыми житейскими проделками и порывающемуся к осуществлению высшего идеала жизни: «А вот погоди, упрыгаешься – не то запоешь; мы сами не хуже тебя горячились в свое время, да вот угомонились же и взялись за ум!» Пылкая юность обыкновенно презирает такими предсказаниями, но втайне они сердят ее и обдают холодом, заставляющим содрогаться. Увы! назло пылкой юности, слова этих предсказателей не совсем вздор и ложь, или, лучше сказать, редко, очень редко вздор и ложь… Нечто вроде этой горькой мысли так ловко и занимательно было развито самим г. Полевым в его без всяких претензий написанной статейке: «Три дня в двадцати годах» (сцены из обыкновенной человеческой жизни, в разговорах представленные; см. «Новый живописец общества и литературы, составленный Николаем Полевым». Москва, 1832, часть III, стр. 119); вот содержание этой примечательной статейки. Несколько задушевных друзей, за бутылкою вина, мирно беседуют о высокой цели жизни, о высоком смысле их дружбы. «Мы, – говорит один из них, – осмеливаемся причислить себя к людям, отличенным Зевеса любовию; нам должно прожить не только не делая зла: это участь толпы! – нет, для нас впереди завидная судьба: действовать и быть полезными другим тем, что дала нам мать-природа и общая дружба наша, освященная заветом на прекрасное и великое; все мы в одно время вступили в свет: дадим же руку и поклянемся жить для ближних!» На эту восторженную речь восклицают все другие: «Клянемся!» Оратор продолжает: «И да будет тот наказан общим всех нас презрением, кто изменит клятве! Не я изменю, ей первый…» – И не я, и не я! повторяют все другие. Приятельская беседа эта происходит накануне разъезда друзей по разным дорогам жизни. Один из них – поэт и литератор; он читает отрывки из своих стихотворений, говорит об успехе своих статей: о Лагарповом разборе «Заиры», о нелепости английской драмы и о преимуществе «Россиады» перед «Генриадою»
