Ты долго ль будешь за туманом
Скрываться, Русская звезда,
Или оптическим обманом
Ты облачишься навсегда?
Тютчев
И насколько я знаю, нам еще позволено говорить друг с другом о нашем отечестве, или – по крайней мере – вздыхать о нем.
Фихте
«Родина, как здоровье: их начинаешь действительно ценить только, когда потеряешь». Больше потерять родину, чем мы, русские люди, трудно. Мы не только потеряли ее как изгои. Сама родина разрушается, медленно умирает, становится легкой добычей. Мы – воистину,
Как тот, кто жгучею тоскою
Томился по краю родном
И вдруг узнал бы, что волною
Он схоронен на дне морском.
И в этот час естественно, что все помыслы русской общественности только о родном крае, все благословения – только ему. Каждый по-своему или спасает его, или думает о способах этого спасения.
Но такова, верно, проклятая судьба русского общества, что даже и в этом, казалось бы, всем общем и нужном оказываются расхождения, непонимание, пропасть. И несомненное, простое и ясное претерпевает такие изменения и уклоны, что люди начинают говорить на разных языках.
Говорят, что компромисс необходим в реальной Политике. Говорят, что эту истину давно практическим чутьем постигли англичане. Может быть. Но политика, в которой компромиссно все, – не политика. Политика, где компромиссу подвергаются самые принципы, становится политиканством или – того хуже – беспринципной авантюрой. Если всю политику свести к этому, – честному человеку нет места в политике.
Принцип есть то, что временному и преходящему сообщает характер вечного, что дает переживание вечного, «Божественного», во временном и «человеческом». И одним из таких принципов – особенно теперь – должно стать для нас требование, сознание необходимости национального самоутверждения, национального самосохранения.
«Вера благородного человека в вечное продолжение его деятельности на этой земле основывается на вере в вечное развитие народа, из которого он сам развился, в своеобразие этого развития по скрытым законам без примеси, без искажения его чем-нибудь чуждым, не согласующимся со всей совокупностью законов его развития. Это своеобразие то вечное, коему он вверяет вечность самого себя и своей деятельности, вечный порядок вещей, в который он влагает свое вечное. Он должен хотеть его продолжения, ибо только оно есть то освобождающее средство, благодаря которому краткий срок его жизни расширяется до пределов жизни постоянной»
