Русский большевизм начался с двойной измены: измены императору Вильгельму и измены Революции. Став платным слугою Германии и обязавшись исполнять ее волю, он тайно стремился к собственным целям, среди которых было и разрушение германской империи. Назвавшись вождем русской Революции, он тайно подчинял ее велениям и целям германского штаба, главной из коих было разрушение русского великого царства. Ворующий слуга и продажный вождь, он явился на свет, как образ двуличья и лжи, измены и предательства; и с цинизмом, достойным сатаны или идиота, первую свою газету он назвал «Правда».
Его прибытие в немецких вагонах было встречено французской «Марсельезой». Ложь была слишком очевидна и Революция почувствовала себя в опасности; но тщетны были все голоса предостережения, тщетно Плеханов проклиная изменников и отказывался подать руку «пломбированным» – темные и наивные массы были обмануты и газета Горького писала: «добро пожаловать!», немедленно посвятив Троцкого и Луначарского в звание своих сотрудников. Так впервые смешались ложь и правда, и Бунт в крепком объятии соединился с Революцией с тем, чтобы только один вышел живым из этих смертоносных и предательских объятий.
И тогда начались эти исступленные и шамански однообразные крики о «буржуях», «контрреволюции», «немедленном мире без аннексий и контрибуций», о «буржуазной клевете», «империалистах», «социал-предателях» и о «ноже в спину революции». Однообразные, часто совсем непонятные для темной массы, они покрыли столбцы всех газет, родившихся от «Правды» и немецких денег; они действовали как заклинания, волнуя, зажигая, путая и сбивая с толку наиболее искренних и честных. В то время, как честная Революция одинокими голосами звала к подвигу и работе, от которых зависит общее благо народа, эти бесчисленные звали к покою, к безделью, к отказу от всякого труда. Немедленный мир, хотя бы и похабный! Немедленный раздел и захват земли! Немедленная социализация! Грабь награбленное! Кто был ничем, тот станет всем! Весь воздух был полон этих коварных призывов, в которых хриплый и пьяный голос Бунта так искусно и цинично сочетался с заповедными лозунгами Революции – ими дышала армия на фронте, быстро разлагаясь, как труп под солнечными лучами, и превращаясь в толпу крикунов, дезертиров и убийц – ими волновалось глухое крестьянство, приступая к первым погромам – ими насыщались фабрики и заводы, замирая в роковой бездеятельности – ими грезила голова каждого раба, у которого нет ни прошлого, ни будущего, а только томление и голод.
