Богатый кабинет-библиотека доктора Керженцева. Вечер. Горит электричество. Свет мягкий. В углу клетка с большим орангутангом, который сейчас спит; виден только рыжий шерстистый комок. Полог, которым обычно задергивается угол с клеткой, отдернут: спящего рассматривают Керженцев и очень бледный молодой человек, которого хозяин зовет по фамилии – Крафт.
Крафт. Он спит.
Керженцев. Да. Так он спит теперь по целым дням. Это третий орангутанг, который умирает в этой клетке от тоски. Зовите его по имени – Джайпур, у него есть имя. Он из Индии. Первого моего орангутанга, африканца, звали Зуга, второго – в честь моего отца – Игнатием. (Смеется.) Игнатием.
Крафт. Он играет… Джайпур играет?
Керженцев. Теперь мало.
Крафт. Мне кажется, что это тоска по родине.
Керженцев. Нет, Крафт. Путешественники рассказывают интересные вещи про горилл, которых им доводилось наблюдать в естественных условиях их жизни. Оказывается, гориллы так же, как и наши поэты, подвержены меланхолии. Вдруг что-то случается, волосатый пессимист перестает играть и умирает от тоски. Так-таки и умирает – недурно, Крафт?
Крафт. Мне кажется, что тропическая тоска еще страшнее, чем наша.
Керженцев. Вы помните, что они никогда не смеются? Собаки смеются, а они нет.
Крафт. Да.
Керженцев. А вы видали в зверинцах, как две обезьяны, поиграв, вдруг затихают и прижимаются друг к другу, – какой у них печальный, взыскующий и безнадежный вид?
Крафт. Да. Но откуда у них тоска?
Керженцев. Разгадайте! Но отойдем, не будем мешать его сну – от сна он незаметно идет к смерти. (Задергивает полог.) И уже теперь, когда он долго спит, в нем наблюдаются признаки трупного окоченения. Садитесь, Крафт.
Оба садятся к столу.
Будем играть в шахматы?
Крафт.
