Сергей Петрович Криницын тоскливо оглядывал комнату, всю в клубах табачного дыма, и переживал очередной приступ стыда. Как он, молодой, но уже проявивший себя в уезде судебный следователь, мог так низко пасть? Зачем он потащился вчера в Камышино? Знал ведь, чем закончится. Конечно, Бороздин – человек гостеприимный, у него всегда весело, но поскольку Николай Васильевич, отставной штабс-ротмистр и записной гуляка, живет бобылем и располагает весьма приличными средствами, доставшимися по наследству, пирушки в его имении всегда носят несколько фривольный характер. Вон сколько народу собралось!.. Все пьяные, девицы явились свободного поведения. Безобразие. Уже и за цыганами послали. Ох, не кончится это добром, узнает начальство о его похождениях и с должности попросит. Бороздину что – сам себе хозяин, что хочет, то и творит.
Словно в ответ на эти мысли, хозяин дома, слегка пошатываясь, влез на стол и постучал вилкой по пустой бутылке:
– Господа! Скоро рассвет, пора купаться! И пожалуйста, не отлынивать! Иванов день, господа! Нарушать обычаи – ни-ни. А кто посмеет… – Он нахмурил кустистые брови и закончил совершенно серьезно: – Того мы насильно окунем, а потом заставим нагишом через костер прыгать. Алешка, зажигай!
Кое-кто из гостей заметно побледнел. Все знали, что когда хозяин принимал лишнего, вытворить он мог что угодно. Стоило ли удивляться, что к озеру потянулись все? Девицы висли на Бороздине, счастливо повизгивая, молодежь крутилась рядом, гости более солидные с тоской поглядывали в сторону конюшен и очевидно сожалели, что вовремя не уехали. Криницын шел в числе последних. За ними лакеи тащили стол – прямо с закусками, как стоял, и ящик с бутылками.
После духоты комнаты голова Криницына закружилась. Он даже вынужден был ненадолго опереться на кого-то господина, бредущего рядом в темноте.
– А что, может, и хорошо сейчас искупаться? – улыбнулся он незнакомцу. – Нырнуть в прохладную воду и…
Что «и» – недоговорил. Не придумал, хотя мысль в самом деле показалась соблазнительной.
Добрались до берега, запалили заранее разложенный костер, поставили стол, снова выпили. Бороздин велел всем раздеваться. С визгом и гиканьем, с непристойными шутками побежали к воде.
Криницын, одурманенный озерной свежестью, отошел в сторону, кое-как разделся и медленно стал заходить в воду.
