Серебряные Нити.
Мрачные небеса, казалось, почти приникли к земле, и тут же прорвались, протекли потоками серого ливня. Тяжёлые капли разбивались об одинаковые надгробья, словно бы выталкивая их за пределы моего крохотного мира – настойчиво, но безрезультатно.
Запоздало открыв старенький зонт, я неохотно развернулся на месте и безвольно побрёл по выложенной сероватым камнем дорожке. На кладбище было пустынно и тихо, а с приходом дождя моё одиночество вдруг стало особенно броским, давящим даже.
Борясь со стиснувшей сердце ноющей болью, я обернулся через плечо и невольно замер – там, у надгробия Акане, стояла подобная мне, столь же одинокая чёрная фигура. Я не мог разглядеть большего, но у Акане было много друзей, и не было ничего удивительного в том, что кто-то решил навестить её даже в столь ненастный день… Тем более что сегодня была годовщина её… ухода…
Снова посмотрев перед собой, я решился вернуться и предложить неведомому товарищу зонт, но у могилы, украшенной прекрасными цветами, уже никого не было. Оглядевшись, я убедился, что поблизости действительно не оказалось знакомых лиц – да и вообще никого – и только после этого, списав мгновенную иллюзию на игры раздразненного тяжёлым днём сознания, всё же нашёл в себе силы покинуть утопающее в объятиях ливня кладбище.
Пасмурная погода держалась уже несколько дней, и неширокие улицы Токио вдруг потеряли свою обычную оживлённость. Многие, очень многие прятались от промозглых дождей за стенами уютных домов, и лишь самые отчаянные, вроде меня, отваживались появляться под равнодушными и холодными небесами, низвергающими шумящие потоки воды.
Давно изведанная и принятая мною тишина смотрела из каждой подворотни, из каждой неровной тени, отбрасываемой исполинскими зданиями и одинаковыми рекламными вывесками. Эта тишина пробивалась даже сквозь шипение дождя, пронзала насквозь, не оставляла надежды на призрачное успокоение.
Мой дом находился достаточно далеко, но я всегда добирался от него до кладбища и обратно пешком. Это было своеобразным ритуалом, ритуалом памяти Акане, оставившей меня за неделю до нашей свадьбы.
Я замер на месте, неожиданно для себя ощутив гнетущую пустоту в центре груди, и в странной печали склонил голову, опустил потяжелевший вдруг зонт. Щупальца дождя хлестнули меня по плечам и лицу, но я не замечал их – всё моё внимание было приковано к странной девушке в необычном чёрном кимоно, глядящей на меня из полумрака подворотни. Я бросил на неё всего один робкий взгляд, но и от этого взгляда всё моё естество подёрнулось незнакомым ранее холодом.