Кабинет был огромен. Сто, нет, сто двадцать квадратных метров. Окно во всю стену с видом на набережную и исполинский рабочий стол хозяина, утопавшего в кресле, по сравнению с которым, царский трон выглядел табуреткой. Чуть приоткрылась резная дверь, в кабинет вплыла секретарша. В руках поднос с чашечкой кофе лювак и коробкой зефира в шоколаде. Шикарная брюнетка – ноги от ушей, грудь четвёртый номер – сам выбирал из двухсот претенденток. Он глаз не мог оторвать от глубокого декольте всё время, пока она приближалась к столу походкой профессиональной модели, а когда наклонилась, чтобы поставить поднос, изловчился и хлопнул по упругой ягодице. Девушка обернулась, у неё было лицо его жены!
– Веня, что ты вытворяешь, шлимазл?! – возопила любезная – Оставь в покое мою задницу и собирайся на работу, уже шесть часов.
В мгновенье ока из преуспевающего олигарха она ухитрилась превратить его обратно в русского эмигранта Вениамина Зиновьевича Маркса, зарабатывающего на жизнь вождением таксомотора в городе Сан-Хосе, штат Калифорния. Такого, дорогая, не прощают! Проклиная день знакомства, а особенно свадьбы, Веня прошаркал в ванную комнату и стал шумно умываться. Почистив зубы, он замер, глядя на себя в зеркало. Любоваться было абсолютно нечем. Глубокие залысины наступали на кудрявую чёрную шевелюру, огромный породистый нос грустно загибался к земле, беспросветная тоска в больших карих глазах навыкате. Типичный еврей-неудачник, шлимазл, как верно подметила любящая супруга Фрида.
Мама часто говорила, что он – копия отец. С этим полумифическим персонажем Веня знаком не был. Семейное предание, не выдерживавшее, впрочем, никакой критики, гласило, что папа – творец ядерного щита страны, уехал в такой засекреченный город, куда жену-еврейку взять просто не мог. На резонный вопрос, а какой национальности был сам Зиновий Абрамович Маркс, мама неизменно отвечала: « Талант национальности не имеет!» Над кроватью матери, сколько он себя помнил, висел портрет какого-то встрёпанного мужчины со столь знакомым шнобелем, которого маленький Веня и считал утраченным родителем, он даже иногда разговаривал с ним, если матери долго не было дома. Каково же было разочарование, когда выяснилось, что он поверяет свои юношеские тайны знаменитому советскому физику и даже нобелевскому лауреату Льву Давидовичу Ландау.
