Такие дома, как «Лавандовый приют», похожи на старинные шкатулки
с секретами. Особняк в неоготическом, викторианском стиле был
наполнен духом старины – антикварных вещей здесь было больше, чем в
известной в моем городе лавке, куда приезжали коллекционеры со всех
концов страны. Если бы бабушка захотела продать то, что перешло ей
в наследство, безбедная жизнь была бы ей обеспечена.
Я прохаживалась по гулкому мраморному вестибюлю, спускалась по
парадной лестнице, скользя пальцами по резным дубовым перилам,
распахивала створки украшенного лиственным орнаментом массивного
гардероба, разжигала огонь в отделанном мрамором камине, едва веря,
что на целое лето все это принадлежало мне одной. Мама заканчивала
свои дела в Ветшфуре, чтобы к началу учебного года переехать в
Ант-Лейк, «в этот богом забытый городишко».
В детстве бабушка часто рассказывала мне о «Лавандовом приюте».
Кажется, с его названием была связана какая-то давняя и романтичная
история, и жаль, что со временем я ее позабыла. Зато я хорошо
помнила слова бабушки о том, что это место обладает своей
собственной уникальной силой, что здесь, в «Лавандовом приюте»,
грань между реальностью и сверхъестественным очень тонка.
Когда я была малышкой, мне очень нравилось слушать рассказы
бабушки о «Лавандовом приюте». Я верила, что если прислушаться к
стону ветра в трубах, то станет ясно, что это вовсе не ветер, а
плач потерянной в четырех стенах души – потерянной и одинокой.
Верила, что на чердаке живет призрак девочки по имени Тили. Что,
если сильно захотеть, можно увидеть полустертые, размытые кадры из
ее жизни – война, холод и голод. Я верила в то, что бабушку
посещали видения из жизни не только Тили, но и жизни тех, кто
когда-либо жил в «Лавандовом приюте». Помню, как завидовала ей,
когда впервые услышала об этом – представить только, она могла
прожить чужую жизнь! Бабушка рассказывала мне, что в особняке
сохранились вещи их бывших хозяев, которым она отделила целую
комнату, назвав ее «комнатой памяти», и иногда, прикасаясь к этим
вещам, она видела краткие вспышки – эпизоды из чужих жизней.
Помню, отец ругался на бабушку за ее «сказки», особенно те, что
были связаны с призраками – слишком печальными и пугающими они были
для меня, тогда еще совсем малышки. Но она твердо стояла на своем:
«Это не сказки, Мартин. Это правда».
