На днях он опять разбил свою «Хонду», на этот раз так, что она не подлежала восстановлению, а сам отделался только царапинами и ушибами. Потом оперативно продал искорёженные останки тем, кому нужны чистые документы. И, как всегда бодрый и беззаботный, пришёл с деньгами домой, бросил их широким жестом на стол и весело сказал жене, всё ещё не свыкшейся с «невыносимой лёгкостью бытия» любимого супруга:
– Деньги ну прямо как с неба свалились, давай купим что-нибудь красивое и нарядное тебе и мне, мне – новые джинсы и бас-гитару, а тебе – всё что захочешь и на что этих денег хватит.
– Ага, давай лучше тебе бархатные чёрные брюки купим, а мне куртку такую замшевую с бахромой по рукавам в ковбойско-индейском стиле, – иронически ответила жена и заплакала: – Ты когда-нибудь повзрослеешь? Опять чудом жив остался, и – деньги ему, видите ли, с неба свалились, сколько тебе лет, чудовище ты моё?
– Тридцать семь, а что? Вся жизнь впереди, только хвост позади! – И он тряхнул забранными в хвост волосами.
Жена засмеялась сквозь слёзы, хлопнула дверью квартиры, промахнула пролёт лестницы и выскочила на улицу. Как раз подлетел к остановке трамвай. Она метнулась в него. «Быстрей уехать куда глаза глядят, подальше от этого паяца, жизнь с которым сплошная трагикомедия, фарс, театр абсурда! И ведь ничто его не берёт: видать, в рубашке, да ещё и с серебряной ложкой во рту родился, катится по своей гастрольной жизни красивым блестящим шариком. То он на самолёт опоздает, то в драку ввяжется, то тонущую девочку спасёт и веселится на банкете, заданном в его честь. Похоже, Господь к нему двух ангелов-хранителей приставил…» – так она думала, глядя невидящими глазами за окно. В стекле смутно отражались её заплаканные глаза и грустное лицо. Она поправила пышные светлые волосы, вытерла слёзы и уже снова улыбалась, представляя себе своего неунывающего разгильдяя, но снова запечалилась: ей уже почти тридцать, пора детьми обзаводиться. Да как тут обзаведёшься, когда муж – сам как ребёнок? Хуже – вечный подросток! Как она устала от этой жизни на вулкане…
Она немного успокоилась, повнимательней взглянула в окно – за поворотом мелькнул мост. Аларчин? Нет, вроде Цепной… Да в какой же она трамвай села, не глядя? Должно быть, в 41-й, раз на площади Тургенева.