Хотя многие из наших газет имеют притязание быть «органами общественного мнения» (а не личными органами редакторов или же отдельных кружков), было бы однако же, иной раз, величайшим для общества оскорблением признавать их выражением общественной мысли. В какую ошибку впал бы, например, иностранец, который бы вздумал, в течение последних двух-трех лет, по вопросам, касающимся нашего национального достоинства или существеннейших интересов внутренней политической жизни, выводить заключение о воззрениях и чувствах нашей страны – из статей так называемой «либеральной», а подчас и так называемой «консервативной» русской печати! Конечно, каждая газета представляет собою известную группу единомышленников (хотя, впрочем, нисколько не соответствующую числу подписчиков), но все-таки суд газетный и суд общественный – в настоящем, серьезном смысле слова, – это совсем не одно и то же. Правда, первый – скор и гласен; второй же почти всегда безмолвствует. Тем не менее он существует, хотя и слагается медленно. Его-то, этот суд почти незримый и неощутимый, и должен всегда иметь в виду добросовестный русский публицист, не смущаясь газетными толками. Нельзя однако же отрицать, что клеветы, передержки и лживые толкования, особенно газет сильно распространенных, способны в значительной мере затруднить внутренний процесс общественного суда и задержать надолго окончательный перевес истины. Вот почему, для облегчения этого процесса, мы признаем неизлишним, время от времени, как ни скучна эта работа, пускаться если не в полемику, то в разоблачение тумана напускаемого нашими противниками на высказанные нами в печати мнения.
В передовой статье 6-го номера «Руси», как известно нашим читателям, мы по поводу разных новейших проявлений анархизма и революционного социализма, пытались разрешить себе следующий вопрос:
Совершаются убийства, поджоги, отравления, – словом, чудовищные злодейства, вынуждающие правительства не только нашей «абсолютной монархии», но и конституционных, даже республиканских стран, принимать чрезвычайные меры охранения, даже с стеснением частной свободы граждан. Случайные ли это преступления? Индивидуальные ли, – такие ли, которые всегда неразлучны с человеческим общежитием (потому что в семье ведь не без урода, и рядом с добрыми имеются постоянно и злые, и развращенные)? Такие ли это обычные злодеяния, которые легко объясняются невежеством, недостатком цивилизации, грубостью нравов и которым, стало быть, лучшим противодействием могло бы служить заведение школ, или образование? Такие ли, которых причина – нравственный «аффект», вследствие личной мести, гнева, раздражения, – или же корыстные побуждения? Ничуть не бывало. Эти преступления
