Дикими тропами в ночь.
Страхи сотрёт голод.
Запах травы — мёд.
Крови дурман — солод.
Дышит во тьме лес.
В кронах не спит ветер.
Жертва твоя путь
Жизни теплом метит.
Резкий удар, вздох.
К ране — сухой пастью.
Смерть — это смысл
жить,
Вывернутое счастье.
***
Шаг — и за ним след
Красной двойной нитью.
Заново весь путь
По лоскутам сшить бы...
Только к чему ложь?
Не развернуть реки —
Как не сомкнуть сну
Каменные веки.
Пропасть пустых зим
Холодом снов веет.
Страх и за ним — боль
Делают взгляд злее.
***
Днём на губах тлен
Тонким лежит слоем.
Раной былых лет
Слабо душа ноет.
Гадкий, гнилой вкус —
По языку ядом.
Жить вопреки всем!
Жить через смерть.
Надо.
Взгляд на показ нем.
Сердце стучит глуше —
Вместо него жив
Зверь, что пожрал душу.
В тишине полутёмной кожевенной лавки
раздался твёрдый тройной стук. Невысокий худой старик в кожаном
переднике со множеством карманов и петлиц вынырнул из соседней
комнаты, поправил на носу очки с круглыми стёклами в толстой оправе
и прошёл к двери. Прежде чем открывать, он прильнул к глазку, а
поняв, кто пришёл — замер, пожевал губу в раздумье, но всё-таки
отодвинул два засова, снял цепочку и подался назад, впуская
запоздалого гостя.
— О-о, Вдова сегодня с добычей! — На
лице старика мигом растеклась заискивающая улыбка, а глаз стало
почти не видно за прищуром. — Проходи, уважаемая, проходи.
Порог переступила высокая
черноволосая женщина в длинном тяжёлом плаще с просторными рукавами
и поднятым воротом. У её пояса висели два охотничьих ножа в чехлах,
а через плечо был перекинут увесистый свёрток.
— Вечер добрый, Микаль.
Разбудила?
— Что ты, что ты! Нет... А который
час-то уже? — Скорняк мазнул взглядом по резным ходикам над
притолокой. Оказалось — далеко заполночь.
— Да какой бы ни был. — Вдова повела
бровью. — Прогонять станешь?
Микаль снова пожамкал губами и
отступил от порога, а гостья, выйдя на середину комнаты, сбросила
куль с плеча на пол. Ткань сбилась, открыв серую звериную лапу.
— Ох! Целый волк? — Старик ловко
распеленал тушу и теперь разглядывал зверя. — Самец. Года два-три,
судя по зубам. Ах ты ж. Правое ухо порвано... И заросло как попало.
Ну, это мы подправим... да-да...
Вдова зацепила единственный в доме
стул и поставила его рядом со своей добычей. Зная, что Микаль, если
завёлся, будет бубнить, пока не остановишь, она расстегнула плащ,
уселась вольготно развалясь и водрузила ноги прямо на перевёрнутого
кверху брюхом волка.