Гаттак проснулся раньше, чем обычно – за окном только забрезжил
рассвет. Спать уже не хотелось, но молодой человек не спешил
покидать свою постель. До побудки оставалось чуть больше часа – это
время было единственным, когда кандидаты могли принадлежать самим
себе. Все остальное время принадлежало Родине и Ему – богу,
дарующему жизнь, богу, дарующему знание, – Великому Бору.
Гаттак закрыл глаза и прислушался к себе. Тело еще позволяло
провести эти свободные минуты в созерцании своего внутреннего я:
мочевой пузырь еще не был переполнен, желудок еще не требовал пищи,
а разум не жаждал молитвы – разум требовал внимания к самому себе.
Гаттак знал, что все его помыслы видны Бору, что Бор в любой момент
мог выудить из его сознания все потаенные мысли, все желания, все
страхи, а потому устыдился своей слабости. Допускать мысль о том,
что утренняя молитва может и подождать в угоду низменному желанию
побыть наедине с собой, не хотелось. И он подавил в себе это
желание. Кто такой он, Гаттак, в сравнении с Бором? Лишь незаметная
песчинка в пустыне бытия, созданного Бором из хаоса.
Кандидат Гаттак сделал два глубоких вдоха и резко поднялся с
постели. Прежде водных процедур, прежде посещения санузла, прежде
всех мыслей о себе и своем предназначении он упал на колени перед
небольшой иконой с изображением бога Бора, стоящей на маленькой
тумбочке в углу комнаты, и приступил к утренней молитве.
«Бог мой, Великий и всемогущий Бор! – чуть слышно прошептали
губы Гаттака. – Да пребудет мудрость Твоя и замысел Твой превыше
всего! Да узрит мой скудный ум величие Твое! Да направит меня воля
Твоя! Да пребудет со мной сила разума Твоего! Не оставь меня в сей
день, как не оставляет меня помысел мой о служении Тебе во имя
великой цели! Да хранит наука Твоя детей Твоих – как высших, так и
низших».
Гаттак еще с минуту пребывал в смиренном созерцании эффекта от
произнесенных слов. На протяжении всей молитвы он ощущал, как его
легкие наполняются кислородом, мышцы наливаются силой, пробуждаются
все его органы и системы. В кровь ударили гормоны, его голова
просветлела, наступила легкая эйфория. Наконец, из головы
выветрился последний морок сна, и слабое тело обрело привычную
силу.
Гаттака давно занимал интересный факт: эффект от молитвы Бору
был ощутим, только если молитва произносилась в каком-либо
помещении или в церкви. Молодому человеку не раз приходилось
прибегать к молитве в Пустоши или на полевых учениях, но там
физического присутствия Бора он не ощущал.
