Мой учитель английского мистер Дэвис проводит рукой по короткому ежику волос. На его лбу проступает пот, и он раздувает красные щеки. Он похож на пьяного дикобраза.
Может, он и правда пьяный. Даже если сейчас утро вторника.
– Давайте обсудим символизм в двенадцатой строке поэмы, – говорит мистер Дэвис, и я беру ручку, чтобы конспектировать лекцию о значении золотого света позади голубых занавесок. Мистер Дэвис говорит, что хочет обсудить символизм, но это неправда. На контрольной мы должны будем написать слово в слово то, что он рассказал нам на занятии.
Я моргаю и пытаюсь не заснуть. Половина класса сидят, уткнувшись в телефоны. Я чувствую, как мозг разжижается и вот-вот вытечет через уши.
– Вивиан, что ты думаешь об этом? – спрашивает меня мистер Дэвис. Конечно же, меня.
– Ну… – Я скрещиваю руки и смотрю на распечатку текста поэмы, лежащую на парте. – Хм… – Мои щеки краснеют. Почему мистеру Дэвису взбрело в голову спросить именно меня? Я, по крайней мере, притворяюсь, что слушаю его.
Кажется, мы оба молчим целую вечность. Я нервно ерзаю на стуле. Мистер Дэвис пристально смотрит на меня. Я прикусываю нижнюю губу. Мистер Дэвис все смотрит. Я ищу в уме ответ, любой ответ, но все в классе смотрят на меня, и я не могу думать. В конце концов мистер Дэвис сдается.
– Люси? – говорит он Люси Эрнандез, которая подняла руку, как только он задал вопрос.
– Ну, – начинает Люси, и можно точно сказать, что она возбуждена, сидит на стуле прямо, словно палку проглотила. – Если принять во внимание отсылку автора в восьмой строке, я думаю, что свет может означать… ммм… как это сказать… изменение в понимании автора…
Чей-то кашель с задних рядов прерывает ее.
– Сделай мне сэндвич[1].
За этим следуют хихиканье и смех, словно аплодисменты.
Мне не нужно оборачиваться, чтобы понять, кто это. Митчелл Уилсон снова ведет себя как идиот, а его дружки-футболисты одобрительно смеются.
Люси делает резкий вдох:
– Что ты только что сказал? – Она поворачивается к нему и удивленно округляет глаза.