© О.Р. Демидова, вступ. статья, комментарии, 2017
© ООО «Издательство АСТ», 2017
* * *
Дневник как пространство умолчания
«Грасский дневник»[1] относится к числу книг с твердо устоявшейся репутацией, традиционно воспринимаясь как книга о Бунине[2]. Этому как будто способствовала сама Кузнецова, предварив первую публикацию дневника следующим пассажем: «Покинув Россию и поселившись окончательно во Франции, Бунин часть года жил в Париже, часть – на юге, в Провансе, который любил горячей любовью. В простом, медленно разрушавшемся провансальском доме на горе над Грассом, бедно обставленном, с трещинами в шероховатых желтых стенах, но с великолепным видом с узкой площадки, похожей на палубу океанского парохода, откуда видна была вся окрестность на много километров вокруг с цепью Эстереля и морем на горизонте, Бунины прожили многие годы. Мне выпало на долю прожить с ними все эти годы. Все это время я вела дневник, многие страницы которого теперь печатаю». Впрочем, не это сдержанное признание автора дневника положило начало традиции его восприятия – последняя складывалась по мере создания текста и утвердилась задолго до его появления в печати.
Причин тому было несколько. Прежде всего – жизненные обстоятельства, в силу которых Кузнецова оказалась в Грассе, и та роль «ученицы Бунина» и его «последней любви», «грасской Лауры», которую уготовила ей судьба и вне пределов которой ее отказывались воспринимать многие современники. Положения не изменило и то, что ролью бессловесной младшей ученицы великого писателя она довольно скоро начала тяготиться[3], а обстоятельства ее личной жизни претерпели существенные изменения в середине тридцатых годов, хотя она и продолжала – с перерывами – жить в Грассе до весны 1942 г. Отношение к автору сказалось на отношении к творимому тексту: в представлении общественного мнения учитель-Бунин должен был стать главным героем дневника ученицы-Кузнецовой, а сам дневник – хроникой грасского периода его жизни.
С точки зрения обыденного сознания, подобные ожидания вполне обоснованны, а сложившееся в писательском сообществе мнение, задавшее ракурс читательского восприятия, при известной одномерности, в значительной степени справедливо. Как и подобает добросовестному хронисту, автор дневника скрупулезно, почти ежедневно, фиксирует события жизни в Грассе как на внутреннем, собственно грасском, так и на внешнем по отношению к нему общеэмигрантском уровнях. В записях с равной мерой детализации воссозданы смена времен года, изменения в составе обитателей «Бельведера», специфика непростого грасского быта и реакция на различные события эмигрантской жизни, многочисленные визиты друзей и собратьев по перу, подробности разговоров, обсуждения новых книг, споры о литературной классике и о судьбе русской литературы в изгнании, размышления о роли художника и о претворении бытия в творчество. В результате складывается не только представление о жизни на «Бельведере», но и ощущение самого хода, течения, ткани этой жизни. При этом Бунин – в силу склада и масштаба его личности, положения в эмигрантской писательской иерархии и во внутренней иерархии «Бельведера» – формально находится в центре событий, к нему в той или иной мере сходятся все нити повествования, отталкиваясь от него и/или замыкаясь на нем. И в этом отношении он – центральный
