Духота страшная, дышать нечем. Огромная, грузная, почти совсем черная туча оккупировала мутное небо. Ярчайшая вспышка на пару мгновений прорезала предгрозовые сумерки, и, сразу, оглушительный громовой треск, перешедший в раскаты, вытеснил все привычные звуки шумного города, словно ватой забил уши. Вдруг налетел, разбушевался ветер, поднял, взвинтил тучи пыли, деревья как травинки затрепал. Гул, звон и скрежет добавились к рычанию грома, ставшему беспрерывным. Близко. Близко гроза. Все вокруг построжело, посуровело, преисполнилось тревожным ожиданием апофеоза стихии. Прохожие с озабоченными лицами, слегка пригибаясь от пыльного ветра, поспешают в укрытия. Вон девушка в коротком платьице почти бежит, задорно сверкая ножками и поминутно задирая голову к небу. Мужичок, забыв про бутылку пива в собственной руке, семенит к автобусной остановке.
Гроза всегда пьянила меня, была источником здоровой энергии и бесшабашной жизнерадостности. Но только не сейчас. Согласитесь, не все, кто сидит за решеткой, чувствуют себя бодрыми, веселыми и бесшабашными. Да, вот, уныло сижу за решеткой. Потому как я – старший дознаватель райотдела милиции. А за решеткой, потому что кабинет мой на первом этаже, а в кабинете, сами понимаете, дела, документы, вещдоки и, вообще, всякое такое, что пропадать никак не имеет права. Шутка ли, пять дел в производстве и семь материалов, по которым нужно быстренько решения принять. И со всех сторон на тебя давят сроки, сроки, сроки…. Даже само слово «срок» отвращение вызывает, грязно ругаться хочется от одного его упоминания. Эх, работать бы на самом деле так, как в телесериалах работают! Там тебе ни сроков, ни писанины, одновременно на несколько дел ты не распыляешься, а вдумчиво и обстоятельно чем-то одним занимаешься. Вот снять бы абсолютно правдивый сериал про нашу службу, не видимую с первого взгляда, так вашего бы терпения и на пять минут не хватило бы, скулы свело бы от скуки и тоски. Нет, не будет такого сериала. Тем более про дознание. Мало кто из добропорядочных обывателей знает о нем. Подруга моей бывшей супружницы, дама прямолинейная и от юриспруденции весьма далекая сказала как-то: «Слово-то какое зловещее – дознание! Небось, там людей лупите? А уж ты-то – в очечках, маленький, щупленький, ну прям бухгалтер натуральный, а вот, поди ты – дознаватель, блин!». На самом деле, нет в нашем подразделении ничего зловещего. И людей мы не лупим, правда-правда! Просто расследуем преступления небольшой и средней тяжести. И то не все подряд, а только те, которые нам Уголовно-процессуальный кодекс расследовать разрешает. Подследственностью это называется. Это только в сериалах дурных, некий гибрид следователя и опера все подряд расследует – от убийства до незаконного производства аборта. А на самом деле, подследственность – это святое. В учебниках дознание называют упрощенной формой предварительного расследования. Ага, очень упрощенная. Можно подумать, дознание провести, как два пальца…. Некоторые так и думают. Вон практикантка с юрфака университета очень удивлялась, когда поняла, что ничего простого в дознании нет. От следователей мы чем отличаемся? Прав у нас поменьше и начальников побольше. Если следователь, хотя бы теоретически, может вежливо послать надзирающего прокурора с его указаниями, то над нами он царь и Бог, да еще и начальник милиции общественной безопасности, начальник райотдела, ну и наша любимейшая начальница отделения дознания, естественно. А для полного счастья, еще и кураторы из УВД как вороны кружат, так и норовят клюнуть или на голову нагадить. Вот так-то. Ну и, потом, срок дознания, будь он неладен, тридцать дней всего, а следствия – два месяца. Продлить, конечно, можно, но для этого надо к прокурору идти, а он в подобных случаях так на тебя смотрит, как будто ты денег у него просишь. А иногда еще и обзывается.
