Вполне возможно, вы, скользнув взглядом по обложке и эпиграфу, скажете: «Между прочим, моя собственная жизнь тоже штука сложная, тяжелая, и если я покупаю книжку, то вправе ждать от нее развлечения и отдыха, а здесь уж точно „не соскучишься“. Нет уж, спасибо».
Ну и правильно. Не пускайте чужое горе в свое сердце. Подглядывайте за ним в узкую щель вежливого человеколюбия и радуйтесь, что вас это не касается. Иначе – беда. Два удара зашедшегося от боли сердца – и горе из чужого стало вашим. С ним теперь жить, его теперь нянчить и баюкать, как младенца-найденыша…
Может быть, и автор, надеется, написав, избавится от боли? Чего уж скрывать – очень сильно рассчитывала на это, когда мне стало казаться, что иду вдоль одного и того же взорванного дома, опоясывающего всю планету. Могу ручаться: после этого человек становится другим. Я не сразу это поняла. А когда поняла, было уже поздно что-либо менять. Так что прислушайтесь к совету человека опытного: не пускайте чужое горе в свое сердце…
Хотя не так уж и печальна эта повесть. Существование наше трагикомично своей скоротечностью. Не говоря уж о том, насколько забавно и горько наблюдать, что сделали обстоятельства жизни с прототипами героев, на долю которых выпало пережить успех.
Но в этой книжке речь о другом. О том, что чем труднее и опаснее жизнь, тем сладостнее ее солоноватый от слез вкус.
Тишина опустилась могильной плитой на руины Спитака, уничтоженного землетрясением. Стоны, еще мгновение назад доносившиеся из-под завала, стихли. Егошин скосил глаза на капельницу, змеившуюся в глубь завала. Ему с ребятами пришлось изрядно помучиться, чтобы отыскать расщелину, в которую бы прошел тонкий, как проволока, шланг к ребенку, замурованному в завале. Многоэтажный дом сложился, похоронив под своей тяжестью жильцов. Плиты слиплись, спрессовав человеческие тела но внизу, под бетоном и железными балками, торчавшими из груды обломков как скрюченные пальцы, спасатели не столько услышали, сколько учуяли слабый детский стон.
У кого-то оказался под рукой термос с еще не остывшим чаем. Его вылили в бутылку, чуть-чуть разбавив водкой. Вместо глюкозы, которой, конечно же, не было, пришлось насыпать побольше сахара. Бутылку пристроили на возвышении. Чай, закапав, остановился, скапливаясь в шланге. Спасатели напряженно смотрели на прозрачную трубку. Отыщет ли ребенок в завале капельницу, поймет ли, что в ней спасительная влага? Вдруг жидкость в шланге дернулась, заструилась. Пьет!
