В те годы, когда совсем состарился воинственный государь Хуан II, король Арагона, Валенсии, Наварры, Сицилии и Неаполя, граф Барселонский, в городе Жироне поселилась семья небогатых идальго. Город стоял на древней каталонской земле, а она спокон веков считалась неуемной и драчливой. Самые большие забияки от Гранады до Бергена жили именно здесь. Иноземные государи любили нанимать их за деньги для хорошей драки, но если не платили вовремя, то ярость каталонских клинков обращалась против них с неумолимой силой Божьего гнева. Сам граф Барселонский во дни своей дряхлости испытал, какова мятежная сила местных жителей, когда поссорился с ними…
Так вот, чета, поселившаяся в Жироне, поблизости от великого собора, лучше которого не сыскать по всей стране, была немолода. Супруг имел славу великого воина, и вражеская сталь трижды оставляла отметки на его теле, но не смогла исторгнуть из него душу. Был этот дворянин нравом суров, угрюм и вспыльчив. Королю служил верно, любил драться и на старости лет мог побороть молодого человека. На мечах против него выходить никто не осмеливался: бой обычно заканчивался гибелью его противника, ибо этот идальго не напрасно славился как боец весьма храбрый, искусный и беспощадный. Его супруга слыла женщиной домовитой и богомольной. Своими руками она вышивала покровцы, кои потом отдавала в храмы. Они нежно любили друг друга. Лишь с женою идальго оставлял свирепый свой обычай и заботился о ней так, как только может беречь женщину от невзгод мужчина, сохранивший к ней молодое чувство. Лишь с мужем она оставляла строгость манер и благочестие, проявляя в почтенные годы юную страстность.
У этой пары не было детей, и они горевали, не желая оставаться бесплодной смоковницей. Супруги перепробовали все способы оживить чадородие женщины: молились, жертвовали большие деньги на церковные нужды и даже хотели было обратиться за советом к безбожным каббалистам. Но именно тогда супруге идальго пришла в голову мысль совершить паломничество к мощам святого Яго, апостола Господня.
Отдав немало сил дальнему путешествию, он и она приложились к честным мощам его. В тот же вечер, после молитв, они разделили ложе, и тогда зачат был поистине великий человек. При рождении нарекли его Рамоном, и более счастливого воителя не знала старая добрая Каталония.
