Город смутный, город достоевский,
Плеть Петра да посвист Ермака…
Брат, наследник, сын столицы невской,
Ты не изменился за века.
Здесь лежит Великий путь – к востоку.
Здесь лишь ясно, как земля кругла.
Здесь земные отбывали сроки
Те, кого Москва не приняла:
Казаки, острожники, поэты —
Вечные изгнанники страны…
Здесь столица возвышалась летом,
Осенью – пылал пожар войны.
Власть меняла лики и названья,
Только суть во все века одна —
Холод, вьюги, каторжные бани,
Плеть, шипы, острожная стена.
Крепость. Пушки. Мрак – сильней сияний.
Старая церквушка. Вечный Бог.
И над белизной старинных зданий
Небосвод, как обморок, глубок.
Ни войны, ни мира, ни покоя…
Тёмные дома. Глаза огней.
Вьётся снег над черною рекою,
Вьётся дым над родиной моей.
А в минуты ясности короткой
Вижу я, как сквозь глубокий сон:
Спорят в небе Змий и Агнец кроткий,
Спорят в небе Лев и Скорпион.
На пути Сибирском, как на нерве,
Город обречен веками жить…
Здесь Ермак ещё раз тонет – в небе:
Небосвод в доспехах не проплыть.
А когда в степных просторах дальних
Гром грохочет, всех смертей грозней —
То бросок костей, костей игральных,
Ставка же – судьба земли моей!
Для игры священной опустели
Шахматные клетки площадей,
Клетки, на которые летели
Головы проигранных людей…
