С виду фея казалась безобидной. Дунешь посильнее, она и улетит — высохшая маленькая старушка в неподходящем ей по возрасту розовом платье, пышном, с кружевами и оборочками.
Вот только Леона отдавала себе отчет, как обманчива была эта безобидная внешность. Очевидно, что хозяева дома, господин и госпожа Орвин, тоже всё понимали. Глаза Изольды Орвин горели предвкушением. Ее муж, Николас Орвин хмурился.
— Подойди, деточка. Встань на колени, — сказала старушка.
Голос звучал громко и совсем не соответствовал немощному внешнему виду.
Леона вздрогнула. Едва заметно, но вздрогнула. И всё же отказаться было нельзя, поэтому она сделала три шага вперед и опустилась на колени перед тщедушной дамой в розовом.
— Вот так, — улыбнулась фея, и Леоне пришла в голову книжная фраза про лучики морщин, осветившие лицо. — Именно так и следует принимать ниспосланные дары. На коленях, с благодарностью.
Леона стиснула зубы, опасаясь сказать что-нибудь не то. Вместо нее заговорила хозяйка дома.
— Госпожа Розанна! — В голосе Изольды Орвин послышались слезы. — Не совершайте ужасной ошибки, девица не заслуживает ваших даров! Это всего лишь бесприданница, которая ищет место гувернантки. В нашем доме вы найдете куда более достойных…
Фея обернулась, посмотрела на Изольду Орвин, и та замолчала, так и не закончив мысль, словно поперхнувшись собственными словами. На столике у окна зашаталась ваза — а потом упала на бок, покатилась к краю и, сорвавшись с высоты, разбилась на мелкие осколки. Господин Орвин нервно сглотнул, госпожа Орвин открыла рот, а Леона крепче стиснула зубы. Фея стукнула по полу розовым зонтиком, розовое платье колыхнулось, и прекрасная кружевная салфетка, на которой раньше стояла ваза, взвилась в воздух, перелетела через половину комнаты и вдруг очутилась во рту у хозяйки дома, скомканная и мгновенно потерявшая былую безупречность.
— Помолчи-ка лучше, — отчеканила фея. — Я сама решаю, кто достоин моих даров, а кто нет.
Господин Орвин снова нервно сглотнул, а по щекам госпожи Орвин покатились слезы. Она бестолково замахала руками у лица, кажется, надеясь вытащить заколдованную салфетку, но так и не сумела ухватиться за ткань.
Леона опустила взгляд. Она искренне жалела глупую Изольду Орвин, вздумавшую перечить старой, но могущественной, слишком могущественной фее. Перечить которой было нельзя.