- Что же ты так, паря? Ну чего ты
дергался? А?
Он закончил зашнуровывать почти
неношеные берцы. Пылились, видать, где-то на складе, пока их этому
охламону не выдали. Неприязненно взглянув на лежащий рядом труп,
вздохнул, опер ружье о ствол поваленного дерева, и присел на
замшелый пень. Достав из-под поеденного молью тулупа кисет и
обрывок газеты, начал неторопливо сворачивать самокрутку.
С куревом давно уже было туго,
впрочем, как и со всем остальным. Особенно тяжело было с обувью. На
его лапищу так и вообще не сыскать. Вот, сегодня подвезло…
Правда, патронов почти не осталось, а
переснаряжать стреляные гильзы было практически нечем. Вот, сегодня
еще один потратить пришлось. Говорил же, снимай по-хорошему обувку,
нет, надо было ерепениться. Снял бы, глядишь, и живым бы
остался.
Еще раз тяжело вздохнув, он прикурил
получившуюся «козью ножку», и, глубоко затянувшись, тяжело
закашлялся.
Нагнувшись, он подтянул к себе
вещмешок, ранее принадлежавший солдатику, «одарившему» его новой
обувкой. Распустил тесемки и приступил к инспекции содержимого.
Так, запасные портянки, и теплое
белье, хорошо. Запасливым солдатик был. Консервы. Две банки.
Тушенка. Он оценивающе покрутил жестянки, и. сплюнув, запустил их в
сугроб, одну за одной. В них и раньше гадость одну совали, а во что
они теперь превратились – одному Богу известно. Нет уж,
увольте.
На дне мешка что-то глухо стукнуло.
Он запустил руку глубже, и извлек на свет помятую алюминиевую
флягу. Отвернув крышку, понюхал, и его широкое, давно не знавшее
бритвы лицо, озарила широкая улыбка.
- О! Вот это дело! Ну, упокой,
Господи, душу твою грешную!
Посмотрев на тело, он широко,
перекрестился, и сделал большой, жадный глоток из фляги. Глотнув,
склонил голову набок, прислушиваясь к ощущениям. Алкоголь пробирал
до самых внутренностей. Он передернул плечами.
- Ух! Хороша чертовка!
Затянувшись так, что аж обожгло губы,
выбросил окурок и стал собираться. Долго прилаживал снегоступы к
обновке, вздыхая, и с тоской поглядывая на свои старые валенки.
Нет, не починить уже, прохудились совсем. Вздыхая, и покачивая
головой в такт каким-то мыслям, переложил содержимое своего,
латаного-перелатаного, мешка в новый, солдатский, и затянул
тесемки.
Солдатики стали появляться в его
краях недавно. Сидели, видать, где-то в бункере законсервированном.
Раньше их много было, по всей стране, таких вот, затерянных в глуши
полузабытых воинских частей. Но то было раньше, а теперь и
страны-то той нет. Вообще ничего нет. Есть его бревенчатая изба, и
заснеженный лес, простирающийся на сотни километров. И Даринка еще
есть. И Анечка…