Пока такси едет до места назначения, я успеваю перебрать все
знакомые мне ругательства и проклятия.
«Надо же было умудриться проспать!»
Такси останавливается. Я бросаю взгляд в окно. Все машины
стоят: на светофоре «красный».
«Чёрт! Чёрт! Чёрт!» – мысленно ругаю я сама себя, добавляю
кое-что совсем уж непечатное и сразу же чувствую, как зардели кончики ушей. С
нецензурщиной у меня всегда были нелады. В школе я была пай-девочкой:
хорошистка, активистка и просто красавица. Хотя нет, последнее с моим образом
никак не вяжется. Неудачница. Вот. Это вяжется.
В школе была приличной девочкой, а после школы чёрт дёрнул связаться
с неудачником. Он-то меня и заразил, как гриппом, только свой неудачливостью.
Сама виновата: где моя голова была в тот момент?! Теперь приходится
разрываться между чужими долгами,
ярмом навешанными на шею, и работой – и никакой личной жизни!
Я улыбаюсь своим мыслям. Не мыслям даже – фантазиям! Такси
трогается, загорелый и бородатый таксист замечает мою улыбку и принимает на
счёт продолжившейся поездки.
– Утро, что ты хочешь, – с небольшим абхазским акцентом
говорит он мне. – Все на работу едут.
Я рассеянно киваю, а перед глазами он. Нет, ну не так же. ОН!
Как в «Аладдине», помнишь? «ОН!» и это не просто слово, это вдох и выдох, это моё
дыхание и мой стон. Мой начальник. Вспомнив последнее, я сразу становлюсь
серьёзной.
Он – мой начальник. Сейчас в офис не приеду к восьми и станет
мне никем. А ведь на работу мне чудом повезло устроится. Некоторые кадровички –
старые и злобные тётки в основном – мне так и говорили напрямую: «Устроишься на
работу, нарожаешь детей и уйдёшь в декрет. А работать за тебя кто будет?!».
Чем я могла им возразить? Что могла сказать? Сегодня я могла
бы сказать им спасибо: начала врать в анкете и на собеседовании. Вуаля – и сразу
же взяли. Секретаршей. Обязанностей там на помощника руководителя, но в
трудовой написано «секретарь». Спасибо, что не секретарша. Да, лишь бы зарплату
платили. Можно будет не трястись о том, где взять денег на аренду на следующий
месяц, и не звонить родителям с просьбами помочь деньгами.
Эти звонки были настолько унизительны, что я иногда махала на
всё рукой и открывала доступный мне кредит на банковской карте. Потом этот долг
придавливал к земле и неоднократно (раз в месяц – платежи по графику)
доказывал, что лучше пять минут унижений по телефону, чем вот так вот: платить
в два раза больше, отказывая себе во всём, и не пять минут, а все пять месяцев.
