Плохо быть чужаком. Видишь, что и остальные, слышишь не хуже других – да только в толк ничего не возьмешь. Что происходит, зачем, почему оно так? Загадка.
Мил тряхнул головой. Тяжелая прядь черных волос, закрывающая правый глаз, качнулась и тут же вернулась на место. Густая, плотная завеса, которую удерживала у лица спрятанная в буйной гриве заколка. Впрочем, Мил и одним глазом видел лучше, чем иные – двумя. Стоящая рядом, в толпе притиснутая к Милу толстуха ворочалась, вставала на цыпочки, тянула пухлую шею, оглядывалась. Казалось: ищет кого-то в толпе, собравшейся поглазеть на казнь. Внизу на площади толклось простонародье, а резные балкончики каменных домов ломились от нарядно одетых дам и господ. Вокруг Мила многие озирались, словно именно здесь, среди взволнованных горожан, притаилось самое интересное. Ищущие взгляды натыкались на рослого, приметного чужака в богатом плаще, задерживались на лице с закрывающей глаз длинной прядью, с любопытством изучали его либо тут же убегали в сторону, продолжая кого-то высматривать.
Низкое солнце золотило городские шпили и белые башенки на крышах домов побогаче, тусклым пламенем вспыхивало в немытых чердачных оконцах домов победнее. Королевский дворец на зеленом холме сиял высокими окнами, словно внутри бушевал пожар; белокаменные стены в закатных лучах горели красным золотом, блистали позолоченные скульптуры на галереях. Холм был невысок, и прямо от городской площади ко дворцу вела широкая лестница из светлого камня, с тремя террасами. Нижняя терраса была совсем простая, следующая за ней – с затейливыми перилами, а верхняя уставлена по краям огромными чашами из цветного стекла – зелеными, синими, красными. Красных чаш было больше всего; они сверкали, точно рубины в драгоценном ожерелье.
Вдали, на фоне бледно-синего неба, золотились снежные вершины горной цепи. Внизу горы казались лиловыми, будто надели траур. С той стороны, из-за гор, пришел сюда Мил. Убежал от непоправимого. От своего горького горя.
А здесь – казнь.
Толпа ждала, волновалась все больше; озиравшиеся люди негромко переговаривались. Мил хорошо понимал слова, только не мог разобрать, о чем речь:
– Неваляев-то никого нет! Не хотят, поди, свой молодняк казнить.
– И Синики не пришли…
– Что брешешь? Вон тетка Сиников, под балконом Выш-Стрелицев.
