В губернском городе Ронске все их знали:
– Неразлучники!
Так прозвали Речновых, почтмейстера и его жену.
Они гуляли каждый день, в один и тот же час, под руку, по главной Московской улице. Он вёл её любовно, осторожно, сияя улыбкой, полной достоинства, и сознания своего счастья и превосходства над гулявшими другими людьми, которые не умели быть счастливыми.
Она, супруга почтмейстера, прижималась к мужу, склонив головку к его плечу, и, прищурив немножко глаза, смотрела на всех не то покровительственно, не то иронически, – и в то же время на её губах неизменно была чуть заметная улыбка существа довольного собою и счастливого.
Эта парочка была немолодых лет: ему под шестьдесят, а ей под пятьдесят. Оба они казались гораздо моложе: он, потому что брил бороду и красил усы, она – потому что была вообще моложава, а в частности – тайком прибегала к хорошим косметикам, но только чуть-чуть, чтобы совсем даже не было заметно. Они это делали для того, чтобы нравиться друг другу, и чтобы каждому из них было приятнее на самого себя посмотреть лишний раз в зеркало.
У них были дети: дочь, замужем за военным капельмейстером, имевшая в течении семи лет супружества восемь детей, и сын, молодой человек, лет двадцати пяти, женатый, но расставшийся с женой, которая ушла от него с адвокатом. Сын почтмейстера также был прежде на почтовой службе, но когда жена ушла, он запил, опустился до «золотой роты» – и потерял службу. Родители извлекли его из этого состояния, вытрезвили, нарядили, и он жил у них скромным и порядочным человеком, но без дела; отец приискивал для него новую службу.
Мне привелось познакомиться с семьёю почтмейстера Александра Сергеевича Речнова. Несколько раз, когда Речнов видел меня на почте получающим корреспонденцию – он звал к себе, – «на стакан кофе», – и нельзя было отказаться от любезного приглашения этого милого человека. Супруга Речнова, Дарья Ильинична, радушно усаживала меня за стол, накрытый свежей узорчатой скатертью, на которой красовались великолепные китайские чашки и ярко начищенный кофейник, и сама наливала вкусного кофе со сливками. При этом Александр Сергеевич спешил похвастать, что кофе – это почти единственная хозяйственная забота его жены – от остальных он её избавил: сам ходит на базар за провизией, в лавки за закусками и всякими покупками, сам присматривает на кухне, и так – с первого дня их свадьбы. Впрочем, есть ещё у Дарьи Ильиничны заботы: Речнов указывал на цветы в глиняных банках и на подвешенные к окнам красивые клетки с канарейками; жёлтенькие птички прыгали с жёрдочки на жёрдочку, пили из стаканчика в углу клетки воду и клевали семя; иное семечко, по неосторожности птички, вылетало из клетки и падало на блестящий, вылощенный пол.
