– Вы правы. Это не подлинник. Это совсем другое распятие. Il y a eu substitution[1], – сказал старичок-антиквар из города Дюн и с таинственным видом кивнул, не сводя с меня испуганного взгляда.
Он произнес это едва слышным шепотом. В канун Дня обретения распятия в некогда знаменитой церкви сновали люди, украшавшие храм к празднику, и пожилые женщины с ведрами и швабрами, в странных головных уборах. Антиквар притащил меня сюда сразу, как только я приехал, чтобы праздничная толпа прихожан не помешала мне потом хорошенько осмотреть церковь.
Перед знаменитым распятием стояли несколько рядов незажженных свечей, а само изваяние было окружено венками из ветвей смолистой приморской сосны и гирляндами из бумажных цветов и разноцветного муслина. По обеим сторонам от распятия горели паникадила.
– Его подменили, – повторил антиквар, опасливо озираясь по сторонам. – Il y a eu substitution.
Я и сам сразу заметил очевидное: это была работа французского мастера тринадцатого века, довольно реалистическое изображение, в то время как легендарное творение святого Луки, несколько веков провисевшее у Гроба Господня в Иерусалиме, а затем, в 1195 году, таинственным образом выброшенное на берег моря близ города Дюн, представляло собой византийский образ, как и его чудотворный «близнец» из Лукки.
– Но кому понадобилось его подменять? – с невинным видом спросил я.
– Тише! – нахмурившись, зашипел антиквар. – Не здесь. Потом, потом…
Он провел меня по церкви, куда прежде стремились бесчисленные толпы богомольцев. Однако как отступило море, оставив после себя топкое соленое болото у подножия скал, так со временем отхлынули и волны стремившихся в храм паломников. Это была небольшая, но красивая и величественная церковь в сдержанном готическом стиле, сложенная из красивого светлого камня, который морская влага покрыла пятнами чудесного ярко-зеленого цвета от фундамента до капителей и лиственного орнамента. Антиквар показал мне трансепт и звонницу – их строительство было приостановлено в четырнадцатом веке, когда чудеса в церкви пошли на убыль. Затем он повел меня в караульню – большую комнату в трифории, с камином и каменными сиденьями для тех, кто денно и нощно стерег драгоценное распятие. По словам старика, в детстве он видел в окне этой караульни пчелиные ульи.
