В камере судебного следователя 7-го участка города Санкт-Петербурга коллежского секретаря Скуридина было так душно, что хозяин кабинета позволил себе расстегнуть сюртук. Его письмоводитель, поминутно промокая лоб огромным фуляровым платком, быстро-быстро водил пером по протоколу допроса. Допрашиваемый – плотный молодой человек с бритым подбородком и роскошными рыжими усами давал показания, словно гимназист-отличник, рассказывающий вызубренный урок:
– Пятнадцатого мая, сего тысяча восемьсот девяносто второго года, один из сторожей Аничкового дворца во время своего дежурства нашел у ворот, выходящих на Фонтанку, узел с вещами, похищенными у ремесленника Сорокина. Когда я предъявил находку кухарке Ивановой, последняя показала, что означенные вещи с пятого мая хранились у ее барыни, вдовы полковника Василевской, которой были известны как факт их похищения, так и личность похитительницы, скрывавшейся под чужим именем. Подавляемая тяжестью собранных улик, Василевская призналась мне в укрывательстве кражи.
Следователь жестом остановил допрашиваемого:
– Потише, потише. Вы так быстро говорите, что мой письмоводитель не успевает.
– Виноват-с.
– Кхм. Кунцевич, а вам не кажется странным, что если расследованием занимаетесь вы, то очень часто похищенные вещи находят в узлах на улицах, в разных частях города? Нет, я только рад, что вещи находятся, но все же это весьма странно.
Скуридин внимательно посмотрел на Кунцевича.
– Не вижу ничего странного, ваше благородие. Я же писал в акте дознания, что Василевская, пытаясь замять разгоревшийся розыск, упросила вдову коллежского регистратора Елену Косицкую, от которой скрыла способ приобретения вещей Сорокина, подбросить куда-либо таковые, что Косицкая и исполнила, незаметно оставив их у ворот дворца.
– А еще Иванова жалуется, что вместе с вами ее допрашивал какой-то плотный, невысокий мужчина, который бил ее по голове толстой книгой. Было такое?
– Да вы что! Никакого давления на подозреваемых никто не оказывал, не пугал и насилия не применял. В комнате при допросе Ивановой я был один, никакого плотного невысокого мужчины со мной не было. Никто при мне ее не бил. Да и никакой толстой книги у нас в надзирательской отродясь не бывало, нам, знаете ли, газеты читать некогда, не то что толстые книги. Оговаривают-с.