Сегодня и вчера, позавчера и послезавтра

По истечении лет начинаешь тонуть во времени. Скорости света и звука служат камертоном скорости жизни, быстротечность которой поражает в конце и забавляет в начале. Морскую рыбку, наблюдающую за жизнью в аквариуме из полиэтиленового мешка с водой, смертельно пугает не разлука с прекрасным подводным миром, а изоляция, неопределенность, отсутствие скорости. При потере скорости остро ощущаешь уходящее время и приходящее одиночество. Попытка придать себе ускорение рождает тревогу, она выхватывает наугад дремлющие мысли, разгоняет их и отпускает в свободное плавание. Они набирают силу, ощущают собственную значимость, сталкиваются, теряют уверенность и ориентацию, создают хаос. Спасаешься бегством, цепляешься за людей, за знания, тратишь деньги. Ищешь вокзал, перрон, видишь уходящий поезд, увозящий твое время, прыгаешь на подножку, срываешься, впиваешься кончиками пальцев в ступеньки последнего вагона, ноги скачут по лестнице из шпал, пытаясь найти опору, тормозишь, падаешь, пыль прячет реальность, ссадины просят внимания, глаза находят стрелки часов, двигаются с ними, круг превращается в спираль, затягивая в воронку пространства времени, наступает пауза, безвременье, границы прошлого и будущего размываются, появляется настоящее, все больше и больше расширяя пространство вокруг себя, освобождаясь от зависимостей, тянущихся из прошлого, и желаний пребывать в будущем.

Проснулся от крика. В ушах звенело. Вокруг нарастал гул. Тревога и дрожь в теле при абсолютной ясности головы – реакция на первую команду, разорвавшую жизнь на «до» и «после». Дневальный, разделивший ночь с одинокой тумбочкой, стоявшей, в отличие от него, на четырех ножках в коридоре затаившей дыхание казармы, разрывает горло накопившейся невысказанностью, утонувшей в море приказов, унижений, обвинений. Два слова «Рота, подъем!» – как последний крик о помощи.

Вырвавшийся на волю звук проникает в нервные окончания, вызывая ощущение насилия и тошноты. Ресницы с веками ринулись к бровям, а ноги к сапогам. Пальцы не слушаются, скользят по блестящим пуговицам. Ноги, руки, голенища и рукава сплелись, как старые друзья. Фактор страха и время, пульсирующее в висках, обрученное с пульсом, делают движения нелепыми.