Я вновь брёл в непроглядной темноте,
как после ранения, когда закрыл собой цесаревича.
Брёл, пробиваясь через какую-то
вязкую чёрную субстанцию, пытаясь добраться до ярко сверкающей
впереди маленькой точки-звёздочки. Каждый шаг я делал с огромным
усилием мышц всего тела, а каждый вздох давался всё труднее и
труднее.
Меня начала охватывать паника, что
ещё немного, и я не смогу вздохнуть. Боль в районе сердца под
лопаткой становилась всё сильнее и сильнее, и она сводила судорогой
межрёберные мышцы, не давая дышать.
В этот момент увидел, что звёздочка,
как и тогда, рванулась ко мне, быстро увеличиваясь в размерах. Она
росла, а боль становилась беспощаднее. Вот светящий шар добрался до
меня, и перед глазами открылся светлый тоннель. Я сделал шаг в
него, ещё один. И тут мне показалось, что я слышу голос Марфы,
которая кричит: «Ермак! Стой! Вернись»!
Я повернул голову назад и увидел
молодое лицо ведуньи искаженное в крике. Развернулся к ней. Сделал
шаг, второй, яркая вспышка, кажется, я закричал и очнулся.
Я лежал на кровати в больничной
палате, в которой больше никого не было. В окна светило яркое
солнце. Грудь стягивала тугая повязка. Каждый небольшой
полувздох-полувыдох отдавался сильной болью под левой лопаткой.
«Кажется, опять выжил. Промахнулась
в который раз красавица с косой», - сказал я про себя те же слова,
как и почти тринадцать лет назад в избе Марфы.
И тут я застыл, забыв дышать. Дверь
в палату открылась и в палату собственной персоной вошла
Марфа-Мария, которая с усмешкой уставилась на меня.
- Что, герой, очнулся? – с какой-то
материнской заботой в голосе произнесла Бутягина, при этом
кокетливо поправляя локон волос, который выпал из-под белой косынки
с красным крестом.
В свои сорок семь лет женщина
выглядела от силы лет на тридцать, тридцать пять максимум. Я
попытался вздохнуть, что удалось мне с трудом, а потом закрыл
глаза, крепко зажмурившись. Через несколько секунд, медленно
выдыхая, открыл глаза. Мария Петровна в белом халате и косынке
никуда не исчезла, а, подойдя к кровати, положила ладонь мне на
лоб.
- Всё, жар спал. Кризис миновал.
Слава тебе, Господи! Живучий ты, Тимофей Васильевич, как кошка.
Точно, девять жизней имеешь в запасе. Местные врачи тебя уже, можно
сказать, похоронили. Если бы не профессор Павлов, который,
наверное, по воле Бога прибыл неделю назад во Владивосток с
инспекцией военно-морского госпиталя, то тебя не удалось бы спасти.
А мы с Пашей после операции неделю от твоей постели не отходили, не
давая уйти за кромку. Мне пришлось и свой дар задействовать, -
Бутягина зябко передёрнула плечами.
