День Рождения— Ну, пока, я скоро вернусь…Она тихонько прикрыла дверь, ещё минуту постояла, прислушиваясь к голосам в квартире, потом легко сбежала вниз по лестнице.Она торопилась. Ещё немного. Надо потерпеть, не разрыдаться… Сейчас пройти мимо автомобильной стоянки, мусорных баков, дальше за гаражи, через сквер. Вот здесь обшарпанная скамейка в самом конце липовой аллеи. Вечером в этом месте небезопасно — собираются алкаши, а то и похуже ребята, но сейчас никого. Кругом на снегу валяются пустые бутылки, колбасные ошурки, смятые пачки из-под дешевых сигарет, использованные шприцы и презервативы.Она присела на краешек скамьи, закрыла лицо руками и заплакала. Тихо, без рыданий. Теперь можно — никто не увидит. Да пусть бы и увидали, всё равно, только бы не дома.Сегодня у них праздник. Её день рождения.А есть совсем нечего. Так всегда получается дней за пять до Сашиной зарплаты, как ни пытается она растянуть те жалкие гроши, что составляют их доход.Как же она устала!Время шло, из туч посыпался мелкий колючий снег, ветер поднялся. Холодно. Скоро стемнеет, пора уходить отсюда.Да пропади оно всё пропадом! Спешить-то некуда, гостей не будет, праздничного застолья — тоже.Двадцать семь лет пустой никчемной жизни. Много это или мало? Слишком много.Перед глазами встала картина, которую она унесла с собой в этот отдалённый грязный угол городского сквера.Квартира в хрущёвке, две смежные комнаты. То, к чему они пришли, многократно ухудшая своё жильё обменами. Все вырученные деньги проедались и таяли молниеносно. От них не оставалось и следа, как и от квадратных метров, перешедших другим хозяевам. Ну хоть долги отдали. Теперь не висит ничего камнем на шее, и на «счётчик» их не поставили.От внешнего мира обитатели таких неказистых домов закрываются выцветшими занавесками, но от себя разве скроешься?Когда она уходила, муж и пятилетняя Женя играли на полу с котёнком.В комнате побольше просторно — мебели нет, только неприбранная кровать без покрывала и вытертый ковёр на полу.В маленькой комнате свалка всякой рухляди. Это даже и не вещи, старый хлам, но выбросить его нельзя — тогда вообще ничего не останется. А так — память.Ужасны оборванные и изрисованные Женечкой обои, а что делать ребёнку? Игрушек у девочки нет. Так, обломки какие-то от пластмассового конструктора, кукла без ноги, цветные тряпочки, разрозненные линялые кубики.Когда-то она покупала дочке дорогие игрушки, подарки Александру, красивую одежду…А теперь? Рваная мужская куртка висит на ней мешком, рукава посеклись от бесконечных стирок, джинсы на коленях совсем белые, вздуваются пузырями, на голове бейсболка со сломанным козырьком, на ногах — бесформенные кроссовки…Вот какая она сейчас. На улице её давно принимают за парня, так и обращаются: «Молодой человек». Нет, это раньше обращались, когда Сашина куртка была поновее, теперь брезгливо сторонятся, особенно в транспорте.Зато бомжи запросто заговаривают — считают своей. Что обижаться, выглядит она так же.Силы воли ещё хватает на то, чтобы не начать пить. Стыд перед ребёнком останавливает.А так… Ведь всё погибло! Всё. Прежняя жизнь рухнула. Теперь нет у неё жизни, и работы тоже нет. Нищета.Всё было бы иначе, если бы… Нет, что себя обманывать? Всё идёт вполне закономерно. Именно так, а не иначе. И она во всём этом виновата, она одна. Ничего не смогла. Неудачница, никчёмина… Даже сидеть с ребёнком.В доме грязь, руки опустились, все попытки наладить быт — давно оставлены. Зачем? Чистотой бедность не прикроешь.Александр, конечно, ходит на работу, да разве можно прожить на четыре тысячи рублей в месяц плюс сто рублей детской дотации втроем? Помощи ждать неоткуда. И Саша прав, что упрекает её, только что это меняет?А ведь была когда-то другая жизнь! Красивая, яркая, манила к себе огнями рампы. И столько было надежд, казалось — так много времени впереди…Времени и теперь хватает — закрыться в туалете и биться головой об стену в тупом отчаянии, или убегать в сквер, чтобы поплакать не на глазах у своих.Дома надо улыбаться и слушать упрёки молча. А то Саша раздражается, кричит, бьёт Женечку. И защищать девочку нельзя, тогда он ещё хуже лупит дочь. А ведь ей всего пять…Ах, пропади она пропадом, эта жизнь!Слёзы лились и лились по тонким дрожащим пальцам и капали на заплёванный снег. Легче не становилось.О чём она плакала? О себе и своём бессилии? О маленькой дочери, лишенной детства? О муже, которого, в сущности, не за что было винить…Все его жестокие слова — она заслужила. Заслужила, но всё равно каждое отдаётся эхом в душе, много-много раз отдаётся.«Сама родила!» — упрекнул он сегодня. Вроде как и не отец, что говорит так. Правда, ей так хотелось малыша, тогда она не думала о последствиях. Да, конечно, сама…Слёзы иссякли.Она отняла руки от лица, вытерла рукавом мокрые щёки.Надо возвращаться… Надо?Где-то за деревьями пронзительно засвистел скорый поезд.Решимость мелькнула в серых заплаканных глазах, плотно сжались губы.Она встала и пошла в другую сторону от своего дома, потом побежала.Рельсы тянулись к горизонту стальными лезвиями, поблескивали в мертвенно-белом свете фонарей, вокруг каждого плясал белым облачком снег.То зелёным, то красным глазом подмигивал семафор на переезде, новогодней гирляндой мерцали огни на виадуке скоростной магистрали.Страшно.Прошел ещё один скорый, за ним две электрички, а она всё не могла решиться. Уйти? Ничего не видеть больше в этом мире?Страшно...Страшно...Страшно...Нет боли, нет пустоты… Она могла бы расстаться с солнцем, зелёной травой, первым снегом — этого не жалко. И жизни проклятой не жалко, и мужа, но Женя!Она чувствовала тоненькие ручки, обвивающие шею, и шёпот дочери: «Мамочка, я так тебя люблю. Я скучаю, когда ты уходишь».Полезли другие ненужные воспоминания. Родильный дом… Тот, другой страх и боль, но после такая радость… И Чудо — маленькое беспомощное тельце на казённой пелёнке с голубыми цветочками и расплывшейся чернильной печатью. Взгляд младенца, устремлённый в неведомый замкнутый мир, который не дано помнить никому из рождённых.Нет, нельзя! Она не сможет уйти от неё.Огни фонарей становились всё ярче на фоне вечернего неба. Совсем темно, надо домой. Саша, наверное, беспокоится, да и день рождения всё же. Как бы там ни было, они проведут его вместе, а завтра, может быть, что-то изменится.Обратный путь казался бесконечно длинным. Сквер тянулся и тянулся. Кроссовки совсем промокли и вязли в снегу.Скамейка уже была занята ночными завсегдатаями. Человек шесть, не меньше, лиц не видно, только разгораются и угасают светлячки зажженных сигарет да слышится гогот пьяных подростков. Завизжали девчонки. Одна заплакала.Пройти бы мимо так, чтобы не заметили.Вдруг запоздалый страх дрожью охватил всё тело. Несмотря на холод, выступила испарина, майка противно прилипла к спине. Она опять представила себе свистящий поезд, лезвия рельс…Вот и сквер кончился. Слава Богу! Теперь бегом домой.***Машина выехала из-за поворота бесшумно. Водитель врял ли смог бы затормозить на обледенелом асфальте, да и не пытался.Боли не было, только сильный удар и невероятное ощущение долгого полёта, как в замедленной съемке, хотя на самом деле тело перекинуло через машину в несколько секунд.В глазах завертелись огненные круги, вспыхнул белый свет, как один большой слепящий фонарь. Потом все огни разом погасли. Ещё теплилась последняя мысль: «Саша… Женечка…», но и она ушла в черноту небытия.
