«…Рев трибун заполнил все пространство. Он шел волнами, оглушал и парализовал сознание. Он вливался в темный коридор, ведущий на арену, возбуждал его и учащал сердцебиение. Внешне Максимус выглядел спокойно. Он проверил крепление скутума на левой руке, поправил поножу на правой ноге. Встал прямо, прислушался. Рев прекратился. Максимус напрягся. Бой кончился, понял он. Затем арена вновь взорвалась.
Через минуту в коридор внесли поверженного гладиатора. Из перерезанного горла толчками пульсировала алая кровь, левый глаз вылез наружу из глазницы и смотрел на уже чужой для него мир недоуменным взглядом. Сильный удар в лоб, понял Максимус. Он скользнул по погибшему товарищу равнодушным взглядом, закрыл глаза, сделал несколько глубоких вдохов.
С арены вошел эдитор.
– Слишком быстро закончился бой. Император недоволен, – сообщил он Максимусу и ланисте.
– А я предупреждал, что этот германец еще сырой, – невозмутимо заметил ланиста.
– Так, следующий готов?
– Готов.
– О-о! Максимус! – Эдитор довольно цокнул языком. – Давай, покажи все, на что ты способен.
– Вперед. – Ланиста слегка подтолкнул Максимуса в спину.
Гладиатор вышел на арену вслед за эдитором. После темного помещения яркое солнце ослепило. Он инстинктивно прикрыл глаза ладонью, из-под ладони стал обозревать трибуны, ища взглядом императора.
– Секутор Максимус! – громко объявил эдитор зрителям. – Семнадцать побед, одно поражение.
– А-а-а! – взревели трибуны.
С противоположного конца арены вышел высокий эфиоп с сетью и трезубцем.
– Ретиарий Саадат. Десять побед, ни одного поражения, – возвестил торжественно эдитор.
Трибуны взвыли, многие хлопали в ладоши. «Вот это будет бой!» – восторженно сообщил молодой горожанин в холщовой тунике молоденькой симпатичной девушке. Та только кивнула головой, смотря на арену широко раскрытыми глазами.
Максимус повернулся к центральной трибуне, на которой сидел император Тиберий:
– Ave, Caeser. Moritori te salutant!..[1]
– Кёнен зи мир битте хельфен? – Немецкая журналистка, сидевшая рядом с Максимом, прервала его чтение. Она безуспешно пыталась опустить синюю пластмассовую шторку на иллюминаторе, чтобы солнце не било ей в глаза. Максим приподнялся со своего кресла, опустил шторку.
