— Эх... Что-то осень в этом году
началась рановато... — тихо проговорила немолодая тучная женщина, с
неудовольствием оглядывая усыпанную желтыми листьями мощёную
мостовую.
Она уже не замечала, что частенько
разговаривает сама с собой, особенно когда чем-то сильно
недовольна.
Рассвет давно наступил, тени успешно
попрятались в закоулках дворов, а птичьи трели вовсю старались
известить горожан о приходе нового дня.
Но Мэгги Джонсон это не радовало.
Она не любила осень и не только из-за вечной слякоти. С самого
детства она навевала на неё тоску. Ей не нравилось, что всё вокруг
в эту пору теряет краски и замирает, будто в предчувствии какой-то
беды. Вон даже птицы улетают на зиму в более благополучные края.
Прям, как крысы, бегут с тонущего корабля, право слово.
Но отдых закончился и предстояло
снова двигаться дальше. Перевесив массивную корзину с припасами на
сгиб локтя другой руки, Мэгги поплелась вдоль улицы тяжелой
переваливающейся походкой.
Это была окраина города. Здесь жили
не очень богатые люди, но и не бедняки. Если присмотреться к
обступившим её небольшим домам, то на фасадах вполне можно было
увидеть следы недавних ремонтов. Хозяева явно следили за своим
жильём или во всяком случае старались его не запускать. Но Мэгги
интересовали не они, а старый особняк сиротливо притаившийся в
конце улицы.
Чем ближе она подходила к своей
цели, тем чаще начинала вздыхать и оглядываться по сторонам, в
надежде найти уважительный повод хоть ненадолго оттянуть этот
неприятный момент.
Что скрывать, Мэгги Джонсон шла на
работу, как на каторгу. Хотя, почему собственно «как»? Если бы не
тот злополучный пожар, что принёс их семье столько убытков, она бы
никогда сама не стала работать на некроманта. Но судья по сути не
оставил им выбора. За причинённый городской собственности ущерб их
ждала, либо длительная отработка в одной из служб при магистрате,
либо каторга. Хотя, ей богу, спустя пару лет она уже не уверена,
что в тот раз сделала правильный выбор.
Нет, стоит признать, хозяин особняка
за всё то время, что Мэгги проработала у него кухаркой, ничего
плохого ей не сделал. Да и платил, что уж там, очень даже прилично.
Но работать у него оказалось просто невыносимо.
Стоило ей только зайти в дом, как
она почти физически ощутила, что там что-то не так. Сперва
появлялось чувство странной тяжести во всём теле. Не сильной, но
постоянной. Потом стало трудно дышать, а спустя некоторое время
настроение упало ниже плинтуса и хотелось только одного — выть от
тоски. По утраченному дому, по ушедшей молодости, по своей не
счастливой судьбе в конце концов. И эта пытка повторялась изо дня в
день в течение двух с лишним лет.
