Николай достоверно знал, что людям его круга свойственны неординарные поступки, поэтому он сидел на лавочке Парижской набережной в гуще туристических потоков и кормил голубей. Особую пикантность подобному времяпровождению придавала тоска, что поселилась неистребимым камнем в груди и нет-нет, начинала ворочаться и давить на сердце.
– Сволочи! – раздраженно бросил Николай голубям, чем спугнул с соседнего края лавочки седовласую бабульку на вид лет ста от роду. «Ископаемая», смешно переваливаясь, шустро засеменила прочь. «Землячка» – решил он и вернулся к прерванному занятию.
Причиной душевной неустроенности Николая являлась мысль о неотвратимости поездки на «историческую» родину. Электронный билет, уже оплаченный, томился где-то в недрах сети Интернет, дожидаясь когда его владелец пройдет регистрацию и получит посадочный купон, но лететь смертельно не хотелось. Николай не любил Россию, а особенно Москву, поэтому всегда относился с недоверием к тем землякам, которые, сидя в кафе на Монмартре, предавались ностальгическим вибрациям, заливая «горе разлуки» кофе с круассанами или еще чем покрепче. Сам Николай четко понимал, что родина – это где хорошо, а не там, где хорошо зарабатывать деньги.
Именно поэтому, окончив Сорбоннский университет, причем не плохо, а во многом даже хорошо, не спешил возвращаться в златоглавую, чем очень расстроил отца – простого заштатного российского миллиардера. С одной стороны Николай отца понимал: сын вырос не испорченный достатком, равнодушный к наркотикам и спортивным автомобилям, получил хорошее образование, открывающее двери в большинство корпораций на приличные должности. А с другой: отпрыск не спешил в эти двери входить. И на вопрос отца о трудоустройстве ответил замусоленным: «А зачем, папа»?
В тот вечер они впервые серьезно поссорились. Отец кричал, бросаясь страшными словами и целыми словосочетаниями: «Моя империя! Династия! Сыновний долг!». А Николай парировал: «Зачем тебе столько денег, если ты не живешь? Ты что их в могилу заберешь? Я хочу жить, папа, а не горбатиться на бирже!» Хлопнул дверью и вернулся в Париж. Отец не возражал, видимо решил, что время все расставит по местам, отпустил ситуацию, дав ей немного остыть.
