Очень часто мы твердим: «Так сложилась судьба», «Она пошла наперекор судьбе», «Судьба была к нему благосклонна»… Говорим так, словно Судьба какое-то живое существо, которое ест, спит и дышит нам в затылок. Может быть она и вправду – дышит? Ходит по земле, вмешивается в наши жизни, беззвучно нашептывая нам в ухо наши же мысли, пишет сценарии наших отношений. Сейчас, вспоминая всю свою жизнь, я не могу со всей определенностью сказать: «Да, она живая!» или утверждать обратное. Я не знаю, что я тогда делала – творила свою Судьбу сама, шла ей наперекор или плыла по течению? Честное слово, не знаю…
А давайте, я вам сейчас все, все, все расскажу, и вы поможете мне понять – могла я тогда поступить иначе или нет? И начать, я думаю – с самого детского моего детства.
Я росла недоласканным ребенком. Не недолюбленным, а именно – недоласканным, недотисканным, недообнятым… Отца я, практически, не помню. Он ушел, когда мне не было и пяти. А мама? А мама, и так, была не слишком сентиментальной, а после развода с мужем и вовсе закрылась, забралась в свою эмоциональную ракушку. Она много работала, чтобы мы ни в чем не нуждались. Мы – это я и моя старшая сестра, в отношениях с которой у меня тоже особенной родственной нежности не наблюдалось. Никогда.
Мы назывались семьей, но жили своей, отдельной жизнью, особо не пересекаясь во времени и пространстве. У каждого из нас была своя территория в виде отдельной комнаты, в которую никто без особой надобности не входил. Завтракали, обедали и ужинали мы в разное время и телевизор вместе не смотрели.
Все свое дошкольное детство я проболталась с ключом на шее на просторах нашего огромного двора. Двор был, и вправду, очень большим, но безинтересным. Из всех коммунальных достопримечательностей – заасфальтированная волейбольная площадка с двумя щитами на ржавых, металлических опорах и песочница, в которую раз в год кем-то невидимым насыпался песок и за неделю, опять же – кем-то невидимым, благополучно растаскивался. Во множестве огородов и палисадников, разбитых под самыми окнами, исступленно культивируемых и ревностно охраняемых понаехавшими «горожанами», продолжающими ностальгировать по сельской жизни – мы прятались, воровали смородину и малину, зарывали секретки и одаривали друг друга первыми неумелыми поцелуями. Нас манили подвалы и чердаки, куда мы немедленно просачивались, стоило какому-нибудь разгильдяю оставить их незапертыми. В подвалах и на чердаках было темно, пыльно и страшно, и не так, чтобы уж очень интересно, но темнота, строжайший родительский запрет и наше буйные детские фантазии – превращали лазанье по ним в настоящее приключение.