«Звёздный луч – как соль на топоре…»
О. Мандельштам
Река огней мерещится во мгле:
то фонари блестят,
не звёзды, —
иду по снегу
в гулкой тишине,
а под ногами —
будто бездна.
Расшатан мир —
не хватит семь опор! —
фасады покосились в спешке.
Иль в соль асфальта отлетит топор,
иль Лао-цзы простит с усмешкой
за то,
что в бездну сделан смелый шаг…
Но даже бесконечное – конечно.
Мы здесь вдвоём,
и, если что не так:
«Люблю!» – да будет так —
всю вечность.
Снегом боль запуржило —
разметались осколки
среди тысяч снежинок,
не осталось
нисколько
на душе колких меток.
Пустота мирозданья…
Странной жизни приметы —
крыши ломаных зданий.
Смерть, тиха и пространна,
нависает
над светом:
сговорились все страны —
лишь наложено вето
той страной вечных вёсен,
где сады и сирени…
И во сне – снег—
Невесел
сон:
февраль настроений…
Только ночь и вечный снег
Только ночь и вечный снег
между нами…
Наблюдает человек
и шагами
обеспечивает след.
Всякий в клетке…
Прошепчи молитвой бред
(встречи редки:
мы закрыты на замок,
и в объятиях
нам назначен краткий срок):
«Сними платье!
Расстегни мне суть вещей!».
Вёсны – голы.
Разум жаден —
пять мечей1,
снег, оковы.
Мы стучались в открытые двери
«Печально я гляжу на наше поколенье…»
М. Ю. Лермонтов
Мы стучались в открытые двери,
научились глядеть сквозь экраны,
и на всё смотрели, не веря, —
повзрослели, кто поздно, кто рано.
Нас учили, что чёрное – бело,
но потом всё раскрасили серым.
А листва стала пеплом в мае…
Обо всём, что здесь было, мы знаем
через Сеть, нас загнавшую в клетки, —
нам на душах поставлены метки.
Наши души закрыты для боли —
всё просчитано волей-неволей,
